Мы в Telegram
Мы в Facebook
RSSЛитературная страничка
(11(23) июня 1889г. - 5 марта 1966 года)
"Я никогда не переставала писать стихи.
Для меня в них связь моя со временем, с жизнью моего народа..."
(Анна Ахматова)
Свое первое стихотворение Великая княгиня русской поэзии (этот титул присвоили Анне Ахматовой в Италии, где
в декабре 1964 года ей вручали международную премию "Этна-Таормина") написала, когда ей было 11 лет.
А родилась Анна Андреевна Ахматова (настоящая ее фамилия Горенко) 11(23) июня 1889 года под Одессой. Отец ее был инженером-механиком флота.
Псевдоним "Ахматова" она взяла себе, выбрав фамилию своей прабабушки-татарки. Годовалым ребенком Анна была перевезена в Царское Село и прожила там до 16 лет.
По аллее проводят лошадок,
Длинны волны расчесанных грив.
О пленительный город загадок,
Я печальна, тебя полюбив...
Длинны волны расчесанных грив.
О пленительный город загадок,
Я печальна, тебя полюбив...
Мои первые воспоминания, - писала Ахматова, - царскосельские: зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда
меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал..."
Смуглый отрок бродил по аллеям,
У озерных грустил берегов,
И столетие мы лелеем
Еле слышный шелест шагов
Иглы сосен густо и колко
Устилают низкие пни...
Здесь лежала его треуголка
И растрепанный том Парни.
(1911г.)
У озерных грустил берегов,
И столетие мы лелеем
Еле слышный шелест шагов
Иглы сосен густо и колко
Устилают низкие пни...
Здесь лежала его треуголка
И растрепанный том Парни.
(1911г.)
В детстве каждое лето Аня Горенко проводила под Севастополем, на берегу Стрелецкой бухты, и там
подружилась с морем. Самое сильное впечатление этих лет - древний Херсонес. В детстве была она южной дикаркой - лохматой, шальной, быстроногой - такая, какой
она описала себя в поэме "У самого моря":
Бухты изрезали низкий берег,
Все паруса убежали в море,
А я сушила соленую косу
За версту от земли на плоском камне.
Ко мне приплывала зеленая рыба,
Ко мне прилетала белая чайка,
А я была дерзкой, злой и веселой
И вовсе не знала, что это - счастье.
В песок зарывала желтое платье,
Чтоб ветер не сдул, не унес бродяга,
И уплывала далеко в море,
На темных, теплых волнах лежала.
Когда возвращалась, маяк с востока
Уже сиял переменным светом,
И мне монах у ворот Херсонеса
Говорил: "Что ты бродишь ночью?"
(1914г.)
Все паруса убежали в море,
А я сушила соленую косу
За версту от земли на плоском камне.
Ко мне приплывала зеленая рыба,
Ко мне прилетала белая чайка,
А я была дерзкой, злой и веселой
И вовсе не знала, что это - счастье.
В песок зарывала желтое платье,
Чтоб ветер не сдул, не унес бродяга,
И уплывала далеко в море,
На темных, теплых волнах лежала.
Когда возвращалась, маяк с востока
Уже сиял переменным светом,
И мне монах у ворот Херсонеса
Говорил: "Что ты бродишь ночью?"
(1914г.)
Плавала она так, что ее брат-гардемарин, плававший в полной выкладке в ледяной воде,
говорил: "Я плаваю почти как Аня".
Анна Горенко училась в Царскосельской женской гимназии, затем поступила на юридический факультет Высших женских курсов в Киеве. В 1910 году она вышла замуж за Николая Степановича Гумилева. В 1912 году у них родился сын, которого назвали Львом. В этом же году вышел ее первый сборник стихов "Вечер". В марте 1914 года вышла вторая книга - "Четки", а в 1917 году - "Белая стая". В этих стихаха уже ясно определился художественный стиль Ахматовой.
Она была очень разносторонне образованным человеком. Знала три иностранных языка: французский, немецкий, итальянский. Очень любила Шекспира. А из русских писателей - Пушкина и Достоевского. Многие отмечают связь ее поэзии с творчеством Ф.М.Достоевского. Как и он, Ахматова умела в нескольких фразах вместить целую лавину человеческих страстей. Сталкивающиеся, порой противоречивые, чувства; несовместимые, но крепко спаянные желания.
Ахматова говорила, что поэзия вырастает порой из самых обыденных вещей, вроде слов: "Не хотите ли чаю?":
Анна Горенко училась в Царскосельской женской гимназии, затем поступила на юридический факультет Высших женских курсов в Киеве. В 1910 году она вышла замуж за Николая Степановича Гумилева. В 1912 году у них родился сын, которого назвали Львом. В этом же году вышел ее первый сборник стихов "Вечер". В марте 1914 года вышла вторая книга - "Четки", а в 1917 году - "Белая стая". В этих стихаха уже ясно определился художественный стиль Ахматовой.
Она была очень разносторонне образованным человеком. Знала три иностранных языка: французский, немецкий, итальянский. Очень любила Шекспира. А из русских писателей - Пушкина и Достоевского. Многие отмечают связь ее поэзии с творчеством Ф.М.Достоевского. Как и он, Ахматова умела в нескольких фразах вместить целую лавину человеческих страстей. Сталкивающиеся, порой противоречивые, чувства; несовместимые, но крепко спаянные желания.
Ахматова говорила, что поэзия вырастает порой из самых обыденных вещей, вроде слов: "Не хотите ли чаю?":
Когда б вы знали из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда
Растут стихи, не ведая стыда,
как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда
Поэт
Подумаешь, тоже работа -
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.
И чье-то веселое скерцо
В какие-то строки вложив,
Поклясться, что бедное сердце
Так стонет средь блещущих нив.
А после подслушать у леса,
У сосен, молчальниц на вид,
Пока дымовая завеса
Тумана повсюду стоит.
Налево беру и направо,
И даже, без чувства вины,
Немного у жизни лукавой
И все - у ночной тишины.
(1959г.)
Подумаешь, тоже работа -
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.
И чье-то веселое скерцо
В какие-то строки вложив,
Поклясться, что бедное сердце
Так стонет средь блещущих нив.
А после подслушать у леса,
У сосен, молчальниц на вид,
Пока дымовая завеса
Тумана повсюду стоит.
Налево беру и направо,
И даже, без чувства вины,
Немного у жизни лукавой
И все - у ночной тишины.
(1959г.)
Творчество Ахматовой отличает какая-то особая цельность, емкость, сила слова и образа.
В немногих фразах помещается целый мир.
Музыка
"Д.Д.Ш."
В ней что-то чудотворное горит
И на глазах ее края гранятся.
Она одна со мною говорит,
Когда другие подойти боятся.
Когда последний друг отвел глаза,
Она была со мной в моей могиле
И пела, словно первая гроза,
Иль будто все цветы заговорили.
(1958г.)
"Д.Д.Ш."
В ней что-то чудотворное горит
И на глазах ее края гранятся.
Она одна со мною говорит,
Когда другие подойти боятся.
Когда последний друг отвел глаза,
Она была со мной в моей могиле
И пела, словно первая гроза,
Иль будто все цветы заговорили.
(1958г.)
Трагические события 1917 года, революционный переворот в России, Ахматова встретила совершенно сложившимся человеком, с устоявшимися устоями и критериями, которые она впоследствии не меняла.
Она не соглашалась сбрасывать с так называемого "корабля современности" объявленный ненужным "культурный балласт",
не отказывалась от проверенного старого ради рекламируемого нового. После революции Ахматова осталась в России...
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: "Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид."
Но равнодушно и спокойно
о Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
(1917г.)
Он говорил: "Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид."
Но равнодушно и спокойно
о Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
(1917г.)
А в 1961 году, пережив расстрел мужа, несколько арестов сына, она напишет:
* * *
Так не зря мы вместе бедовали,
Даже без надежды раз вздохнуть.
Присягнули - проголосовали
И спокойно продолжали путь.
Не за то, что чистой я осталась,
Словно перед Господом свеча,
Вместе с вами я в ногах валялась
У кровавой куклы палача.
Нет! и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Так не зря мы вместе бедовали,
Даже без надежды раз вздохнуть.
Присягнули - проголосовали
И спокойно продолжали путь.
Не за то, что чистой я осталась,
Словно перед Господом свеча,
Вместе с вами я в ногах валялась
У кровавой куклы палача.
Нет! и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Ее муж, Николай Гумилев, был расстрелян в 1921 году по обвинению в "контрреволюционном заговоре".
После этого Ахматову стали унижать, уничижать в печати, перестали издавать и печатать ее стихи.
В 1935 году был арестован ее сын - Лев Николаевич Гумилев. Второй раз он был арестован в 1938 году и приговорен к пяти годам лагерей.
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
В страшные годы ежовщины, - пишет Анна Андреевна в предисловии к своей удивительной по силе поэме "Реквием", - я
провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то "опознал" меня. Тогда стоящая за мной
женщина, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила
меня на ухо (там все говорили шепотом):
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
Поэму "Реквием" трудно цитировать фрагментами, ее надо читать целиком. >>
Поэма эта была напечатана только в 1987 году.
Анна Андреевна все годы своей жизни была, несомненно, искренно верующим, православным человеком. Это было характерной чертой ее личности. Вера была источником ее мужества. В воспоминаниях об Ахматовой встречаются такие, например, факты, что она носила на руке кольцо с надписью: "Преподобне отче Сергие, моли Бога о нас!" И это в те годы, когда советская власть вела непримиримую борьбу с религией.
В 1922 году Ахматова посетила Оптину пустынь, где была на приеме у старца Нектария.
Протоиерей Михаил Ардов, вспоминая об Анне Ахматовой, говорил, что во многом благодаря знакомству с ней он стал христианином. "Никогда ничто, кроме религии, не создавало искусства," - говорила Анна Андреевна.
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
Поэму "Реквием" трудно цитировать фрагментами, ее надо читать целиком. >>
Поэма эта была напечатана только в 1987 году.
Анна Андреевна все годы своей жизни была, несомненно, искренно верующим, православным человеком. Это было характерной чертой ее личности. Вера была источником ее мужества. В воспоминаниях об Ахматовой встречаются такие, например, факты, что она носила на руке кольцо с надписью: "Преподобне отче Сергие, моли Бога о нас!" И это в те годы, когда советская власть вела непримиримую борьбу с религией.
В 1922 году Ахматова посетила Оптину пустынь, где была на приеме у старца Нектария.
Протоиерей Михаил Ардов, вспоминая об Анне Ахматовой, говорил, что во многом благодаря знакомству с ней он стал христианином. "Никогда ничто, кроме религии, не создавало искусства," - говорила Анна Андреевна.
* * *
"В лесу голосуют деревья"
Н.З.
И вот, наперекор тому,
Что смерть глядит в глаза, -
Опять, по слову твоему,
Я голосую за:
То, чтоб дверью стала дверь,
Замок опять замком,
Чтоб сердцем стал угрюмый зверь
В груди... А дело в том,
Что суждено нам всем узнать,
Что значит третий год не спать,
Что значит утром узнавать
О тех, кто в ночь погиб.
(1940г.)
"В лесу голосуют деревья"
Н.З.
И вот, наперекор тому,
Что смерть глядит в глаза, -
Опять, по слову твоему,
Я голосую за:
То, чтоб дверью стала дверь,
Замок опять замком,
Чтоб сердцем стал угрюмый зверь
В груди... А дело в том,
Что суждено нам всем узнать,
Что значит третий год не спать,
Что значит утром узнавать
О тех, кто в ночь погиб.
(1940г.)
Великая Отечественная война застала Ахматову в Ленинграде. "Как я помню ее, - писала Ольга Берггольц, -
около чугунной ограды Фонтанного дома, бывшего Шереметьевского дворца. С лицом, замкнутым в суровости и гневности, с противогазом через плечо,
она несла дежурство как рядовой боец противовоздушной обороны. Она шила мешки для песка, которыми обкладывали траншеи-убежища в саду того же Фонтанного дома..."
В конце сентября 1941 года Анна Ахматова была эвакуирована из блокадного Лениграда в Ташкент, где прожила до мая 1944 года. Ее патриотические стихотворения стали широко известны, публиковались даже в "Правде".
В конце сентября 1941 года Анна Ахматова была эвакуирована из блокадного Лениграда в Ташкент, где прожила до мая 1944 года. Ее патриотические стихотворения стали широко известны, публиковались даже в "Правде".
Памяти друга
И в День Победы, нежный и туманный,
Когда заря, как зарево, красна,
Вдовою у могилы безымянной
Хлопочет запоздалая весна.
Она с колен подняться не спешит,
Дохнет на почку и траву погладит,
И бабочку с плеча на землю ссадит,
И первый одуванчик распушит.
(1945г.)
И в День Победы, нежный и туманный,
Когда заря, как зарево, красна,
Вдовою у могилы безымянной
Хлопочет запоздалая весна.
Она с колен подняться не спешит,
Дохнет на почку и траву погладит,
И бабочку с плеча на землю ссадит,
И первый одуванчик распушит.
(1945г.)
Послевоенные годы были для Ахматовой очень тяжелыми. Она очень страдала от одиночества.
"Есть уединение и есть одиночество, - говорила Анна Андреевна в те годы, - уединения ищут, одиночества бегут".
В 1946 году вышло Постановление ЦК ВКП(б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград"", заклеймившее Ахматову и Зощенко.
Ахматова была названа "типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии", а ее стихотворения
"выражающими вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и
декадентства "искусстве для искусства", не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей
молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе". Несправедливость этих слов была очевидна, хотя многие из
ее стихов, выражавшие боль русского народа, находящегося под властью жестокой и безбожной, тогда не могли быть
опубликованы. Даже хранить их было небезопасно. Некоторые такие произведения она отдавала знакомым, другие - уничтожала
и держала только в своей памяти, что-то просила своих знакомых заучивать наизусть.
Сама она узнала об этом Постановлении случайно. Ее опять перестали печатать, все ее отношения стали контролироваться
властями. Она даже обязана была предъявлять удостоверение для входа в собственную квартиру.
Настоящее удостоверение с фотографией. В графе "профессия" значилось: "жилец".
В 1949 году в третий раз был арестован ее сын Лев Николаевич Гумилев. Писала Ахматова в эти годы мало. Зарабатывала на жизнь переводами. Освободили сына только в 1956 году. В общей сложности он провел в сталинских лагерях более 17-ти лет.
Последнее десятилетие жизни было для Ахматовой плодотворным и более светлым. Она была избрана в Президиум писательского съезда. Был издан ее сборник "Бег времени".
В декабре 1964 года ей была присуждена международная премия "Этна-Таормина". Советские власти разрешили Ахматовой
поехать в Италию на церемонию вручения премии. Итальянцы присвоили ей титул Великой княгини русской поэзии.
В 1965 году Оксфордский университет присуждает Анне Ахматовой почетное звание доктора литературы.
Все омрачал разлад с сыном, с сыном, из-за которого она столько перестрадала. Лев Гумилев, вернувшись из ссылки,
стал обвинять мать во всех своих бедах.
Но отличительной чертой характера Анны Андревны была удивлявшая всех выдержка, мужество, сдержанность. Она спокойно
принимала "хвалу и клевету" и держала себя всегда с поразительным достоинством. И никого не осуждала. ***
Я всем прощение дарую
И в Воскресение Христа
Меня предавших в лоб целую,
А не предавшего – в уста.
1946г.
Я всем прощение дарую
И в Воскресение Христа
Меня предавших в лоб целую,
А не предавшего – в уста.
1946г.
Умерла Анна Андреевна Ахматова 5 марта 1966 года после нескольких инфарктов, после бесчисленных приступов тяжелой
стенокардии, которые переносила мужественно, как и все жизненные испытания. По странному совпадению, она умерла в
день смерти Сталина. Отпевали Анну Ахматову в Никольском Морском соборе. Похоронена она в поселке Комарово недалеко от Петербурга.
Анастасия Патошина, Татьяна Радынова.
[1]
РЕКВИЕМ
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл,-
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
И не под защитой чуждых крыл,-
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
1961
Вместо предисловия
В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде.
Как-то раз кто-то "опознал" меня. Тогда стоящая за мной женщина, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
1 апреля 1957, Ленинград
Посвящение
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними "каторжные норы"
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат -
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже, и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор... И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет... Шатается... Одна...
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный свой привет.
Март 1940
Вступление
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
I
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе... Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
[Ноябрь]1935г. Москва
II
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень,
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
1938
III
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари...
Ночь.
1939
IV
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей -
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука - а сколько там
Неповинных жизней кончается...
1938
V
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
1939
VI
Легкие летят недели,
Что случилось, не пойму.
Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.
Весна 1939
VII
Приговор
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета,
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
[22 июня] 1939г., Фонтанный Дом
VIII
К смерти
Ты все равно придешь - зачем же не теперь?
Я жду тебя - мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой,-
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда Полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
19 августа 1939г., Фонтанный Дом
IX
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
И не позволит ничего
Оно мне унести с собою
(Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою)
: Ни сына страшные глаза -
Окаменелое страданье,
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук -
Слова последних утешений.
4 мая 1940г., Фонтанный Дом
X
Распятие
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними "каторжные норы"
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат -
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже, и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор... И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет... Шатается... Одна...
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный свой привет.
Март 1940
Вступление
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
I
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе... Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
[Ноябрь]1935г. Москва
II
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень,
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
1938
III
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари...
Ночь.
1939
IV
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей -
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука - а сколько там
Неповинных жизней кончается...
1938
V
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
1939
VI
Легкие летят недели,
Что случилось, не пойму.
Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.
Весна 1939
VII
Приговор
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета,
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
[22 июня] 1939г., Фонтанный Дом
VIII
К смерти
Ты все равно придешь - зачем же не теперь?
Я жду тебя - мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой,-
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда Полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
19 августа 1939г., Фонтанный Дом
IX
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
И не позволит ничего
Оно мне унести с собою
(Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою)
: Ни сына страшные глаза -
Окаменелое страданье,
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук -
Слова последних утешений.
4 мая 1940г., Фонтанный Дом
X
Распятие
"Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящи"
1
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто Меня оставил!"
А матери: "О, не рыдай Мене..."
1938г.
2
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
1940г., Фонтанный Дом
Эпилог
1
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
2
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Около 10 марта 1940 г., Фонтанный Дом
1935-1940
Вернуться к тексту
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто Меня оставил!"
А матери: "О, не рыдай Мене..."
1938г.
2
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
1940г., Фонтанный Дом
Эпилог
1
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
2
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Около 10 марта 1940 г., Фонтанный Дом
1935-1940
Вернуться к тексту
