Миро излиянное
церковно-славянского языка

     Мне доверено, дорогие друзья, открыть на нашей конференции новую тему для размышления. От этнографии, паломничеств, крестных ходов, святынь родной земли мы переходим к размышлению о русском языке и о его соотнесенности с Евангелием. Я хотел бы предложить вам обозреть языковое пространство, или мир сакрального, церковно-славянского, русского языка, и в этом пространстве выстроить определенную иерархию, порядок. Поразмыслив о главной языковой святыне нашего народа – слове Божием, воплощаемом в церковно-славянском священном языке, я остановлюсь и на том, что противостоит в наше время слову Божьему. Мы побеседуем о столкновении света и тьмы в поле языкового мышления, о хуле, сквернословии, которые сейчас пытаются вторгнуться в «свято место» – душу подростка и перевернуть всю систему нравственных ценностей. А завершу я свое размышление словом о том, как, воздействуя на языковое мышление нашего подопечного, можно с Божьей помощью добиваться перемен от худшего к лучшему, как обеззараживать внутренний мир детей, какую можно использовать «благую инъекцию», дабы «антонов огонь» сквернословия не загубил и не низвел в словесный андеграунд внутренний мир детей.

     Адресатом моего размышления является, конечно, православный русский христианин, прежде всего, пастырь, педагог, родитель, воспитатель. А целью этих размышлений является, конечно, овладевание искусством (по «закону сообщающихся сосудов») передавать ребенку святыню, сокрытую в сердце педагога-христианина. Речь пойдет о воздействии, благотворном влиянии носителя русского, церковно-славянского языка на окружающих людей, и прежде всего, детей.

      Основой для своего размышления я хотел бы взять образ освященного мира, через помазание которым в час крещения на верующую личность низводится Дух Господень, благодать Божия. Это миро – великая святыня! Старое миро при освящении добавляется в новое, и таким образом сохраняется преемство от самих апостолов, возложение рук которых содействовало освящению падшей человеческой природы. Это миро мы, священники, получаем по благословению и храним в особом драгоценном сосуде, притом что сосуд этот, помещенный в определенное вместилище, некий киот, стоит на престоле или в ином достойном месте Божьего алтаря. Достаем мы это миро и пользуемся им не часто, но тогда, когда свершается в Церкви святое таинство крещения.

     Миро…Миро излиянное, – говорит царь Соломон, – имя Твое  (Песн. 1, 2). Священное Писание таким священным миром именует имя Господне. Велия святыня, камень краеугольный (см: Еф. 2, 20) и многоценный – имя Господне, достопокланяемое, прославляемое, с верою произносимое. Оно является некоей линзой, или драгоценным Божиим камнем, посредством которого нетварная энергия, Божественная благодать, в Церкви живущая и действующая, снисходит и освящает ум, волю, чувства человека. В моем представлении, церковно-славянский язык и является той прозрачной, хрустальной сткляницей, в которой это миро пребывает без повреждения, без умаления, без смешения с чем-либо низким и греховным. Церковно-славянский язык – это чудный плод филологической, а прежде, молитвенной деятельности святых братьев-просветителей. Это некий сосуд, который мы от них получили, и в правильном пользовании которым состоит наша радость, наша победа, наша сила. Но сосуд этот мы полагаем в кивот, в некое вместилище… Этот кивот – русский литературный язык. Миро, содержащееся в стклянице, – средство богообщения, богопознания. Сткляница – церковно-славянский язык, посредством которого мы призываем благодать Святого Духа. Русский язык, в его лучшем и чистом проявлении, – это некое пространство, некий более широкий сосуд, достойный для хранения самой хрустальной сткляницы – церковно-славянского языка.

     Конечно же, этот сакральный язык живет, имеет своим вместилищем внутреннее пространство души. Поэтому мне хотелось бы соотнести различные жанры, пласты современного русского языка с самой душой человека. Каждый из нас ощущает в себе словесную силу, которая освящается в таинстве крещения; есть сокровищница памяти, питающая нашу живую речь; есть творческая мыслительная сила, которая сопрягает понятия через ассоциации, особенно через образы; есть Богом данная совесть, различающая добро и зло. С совестью, вместилищем нравственного чувства и соответствующего ему понятия, сопряжен пословичный фонд нашего языка, притом что в каждой из пословиц откристаллизована тысячелетняя духовная история нашего народа. Обращаясь к русскому языку, в его историческом развитии, мы обретаем в памяти наши летописные своды, «предания старины глубокой», сказания. Проза и поэзия – литературные жанры, основывающиеся на художественном образе, а художественный образ соотносится с нашей творческой потенцией, мыслительной силой.

     Церковно-славянский язык – это хранилище благовестия, Евангелия Господня, слова Божия. Своим средоточием он имеет имя Божие. Мы призываем имя Господне с верою, и Господь Бог нас осеняет Своею благодатию. Думаю, что церковно-славянский язык существует для сокращенного Евангелия: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Через это делание испокон века и простецы, и мудрецы возрастали в Божественной благодати.

     Божие слово проявляет себя в трех воздействиях на душу человека.

       1).…Заповедь Господня светла, просвещающая очи (Пс. 18, 9). … Просвещаеши Ты дивно от гор вечных (Пс. 75, 5). … Знаменася на нас свет лица Твоего, Господи (Пс. 4, 7). … Приступите к Нему и просветитеся (Пс. 33, 6). … Встань спящий, и воскресни из мертвых, и освятит тебя Христос (Еф. 5, 14). … В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков… (Ин. 1, 4). Действительно, слово Божие – есть дух и жизнь, и свет. Оно наполняет вечной жизнью грешное человеческое сердце. Плодом просвещающего воздействия церковно-славянского слова, слова Божьего, является богопознание, ведение, подлинное единение с непостижимым Творцом. Может быть, об этом говорит Господь: … идите, научите все народы… (Мф. 28, 19).

       2).Заметим, ученики Христовы, просвещенные ведением воплотившегося Бога, мало-помалу возрастая в этом ведении, были еще в течение трех с половиной лет очищаемы словом. Вы уже очищены чрез слово, – говорил Господь ученикам на вечери (Ин. 15, 3). Слово Божие очищено седмерицею  (Пс. 11, 7) – настолько чистое, что оно седьмократно освящает человеческое сердце. Церковно-славянский язык, запечатлевший в себе слово Божие, очищает душу от нечистых духов: гордости и тщеславия, блуда и чревоугодия, уныния и печали, сребролюбия и гнева. Поэтому никто из тех, кто вступает в соприкосновение с этой благодатной стихией, не остается неочищенным. По русской поговорке, «Все мы одним миром мазаны». Священное миро через молитву, через чтение, просвещает и очищает нас.

       3).И наконец, умудряющее, или назидающее, нравственно укрепляющее действие слова Божия. …Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам… (Мф. 28, 19-20). Действительно, слово Божие есть хлеб, укрепляющий сердце человека (см: Пс. 103, 15). Нравственное укрепление, назидание есть не что иное, как обучение чувств различению добра и зла, отторжение от себя зла и, напротив, следование стезей добра. Вот три благодатных воздействия на внутренний мир человека слова Божия через церковно-славянские священные глаголы.

     Но наши дети не могут быть ограничены лишь церковной оградой. Они открыты навстречу миру. Поэтому детей необходимо знакомить со всем языковым пространством русского языка, вбирающим в себя великую святыню – церковно-славянский язык, наподобие перстня, в который вправлен драгоценный камень.

     Знакомство с языковым пространством русского языка невозможно без обращения к пословичному фонду, отражающему совесть нашего народа; без обращения к летописным сводам, сказаниям, отчасти, к фольклору, в его лучших проявлениях; без обращения к прозе и поэзии, которые должны отвечать законам правды, красоты и добра. «Прекрасное должно быть величаво!», – утверждает Александр Сергеевич Пушкин. Величаво, то есть и благородно, и благотворно в воздействии на душу.

     Согласимся, что сегодня просветить нравственный мир подростка, дать ему ведение в различении добра и зла, укрепить его невозможно только лишь глаголом Божьим. Педагог, учитель, родитель пусть привлекает все пласты русского языка, как бы перепеленывает ими душу, развивает языковое мышление и одновременно дезинфицирует, укрепляет его, приобщая питомца к подлинной языковой культуре, делая своего воспитанника нравственно сильным, стойким, сообщая ему словесное противоядие против нечистого духа.

     Нетрудно заметить, что в наше время, при отсутствии удерживающего нравственного начала, демоническая активность увеличивается. И конечно же, цель этого бесовского воздействия на нашу нацию, на наш народ – разбить драгоценную сткляницу, дабы священное миро пролилось и испарилось из человеческой души. И тогда вместо святыни Христова глагола – вещего слова нашего церковно-славянского языка, вместо имени Божьего, которое святится в сердце через благоговейное призывание Бога, в душу вселяется падшая, темная сила, делающая его престолом сатаны и испещряющая его именами богохульными. Безусловно, при бесоодержимости, или демоническом обстоянии, оскверненная человеческая душа использует свои языковые средства. И как слово может быть вместилищем Духа, проводником Божественной энергии, так оно может быть проводником демонического, бесовского духа, вместилищем бесовской энергии. Матерная брань – вот тот антипод, вот тот нижний полюс инфернальной лексики, которая стремится сегодня войти в «торричелиеву пустоту» нашего царства-государства, лишенного какой бы то ни было здоровой национальной идеологии, войти и в человеческую душу, соделав ее жилищем «семи бесов». Демонизированная лексика приобщает человеческое сердце к космической падшей, богохульной, боговраждебной, сатанинской энергии.

     Мы говорили о том, что церковно-славянский язык должен быть помещен в драгоценный футляр русского литературного языка, во всем его многогласии и полнозвучии, многожанровости нашей языковой стихии. Матерная брань, посредством которой призывается демон, занимающий в сакральном пространстве души господствующее положение, напротив, должна быть окружена «профанным», десакрализованным языком. С ним соотносится вся совокупность вульгаризмов, пошлых, ушлых словечек, заменяющих собственно матерные слова, – те «оладушки» и «блины», с которыми так трудно бороться педагогу и которые «выпекаются» детьми тут же, на уроках. Это компьютерный новояз, который сегодня сознательно пренебрегает всеми орфографическими и грамматическими языковыми нормами, с его намеренно искаженным правописанием, приводящим к распадению формы и содержания.

     Мы с вами прекрасно знаем, что подвиг образования и воспитания осуществляется не на райской лужайке, но в том пространстве, на том поле сражения, где сталкиваются лед и пламя, свет и тьма, добро и зло. Христос и велиар. Но самое для нас скорбное, печальное и трудное, когда мы убеждаемся, что в наших детях сосуществует несовместимое, когда смешиваются в каком-то аморфном «коагулятивном растворе» высота и низость, святыня и порок, добро и зло, Безусловно, гений и злодейство не совместимы! Мы наблюдаем за внутренним миром наших подростков, как за каким-то болезненным явлением, в котором нужно отделять пшеницу от плевел, свет от тьмы. И наверное, именно к педагогам относятся нынче слова Господа, сказанные через пророка Иеремию: … аще изведеши честное от недостойнаго, яко уста моя будеши… (Иер. 15, 19).

     Как же мы можем добиться разделения зловонной и чистой языковых струй? Как привить вкус к подлинно прекрасному, доброму, чистому и помочь ребенку научиться органически отвращаться от нечистоты, пошлости, зла? Как соделать его внутренний мир непроницаемым для демонических энергий, действующих посредством низких, пошлых, нечистых слов? Думаю, ответ только один: мы сами должны быть носителями некоей словесной духовной тайны. Никакие наглядные настенные средства агитации не будут иметь силы, если наша душа не станет обителью святыни, так чтобы через наши уста, глаза, через образ жизни, через нашу личность святилось имя Божие. Сегодня нам нужно почаще вспоминать преподобного Лаврентия Черниговского, который говорил о том, что в век тотального отступления от веры не переведутся у Господа те, кто будут находиться под сердечным воздействием Иисусовой молитвы. Через молитвенное, тайное призывание Всемогущего Бога совершается освящение сердца, семьи, земли, вселенной. Мы помним замечательные и одновременно парадоксальные пророчества старца Аристоклия, который говорит о том, что некогда явятся сокровенные рабы Божии и восстановят попранное. Какие рычаги нужно использовать для восстановления попранного, загнанного, загаженного, разоренного, в порошок стертого, в пепел развеянного? Очевидно, речь идет не о захвате моста, телеграфа, телефона (хотя, конечно, неплохо было бы завладеть Останкинской телебашней); речь идет о воздействии Божественной благодати на сердце, которое становится проводником святыни, сообщая миру освящающее воздействие.

     Безусловно, сегодня трудно и даже невозможно человеческими силами поставить имя Божие как святыню на подобающее ему место, внедрить его в сердце дитяти. Это сердце такое несмышленое, такое открытое, незащищенное! Мы не перестаем удивляться, как в ребенке все меняется с плюса на минус. Утром он являет ангельскую чистоту и радость, а вечером – это уже не ребенок и не поросенок, а бесенок! Стихии добра и зла взаимозаменяемы в сердце ребенка, не умеющем еще удерживать добро и преграждать вход злу. И конечно, на первое место здесь выступает православная культура, вся совокупность нашего тысячелетнего словесного и не только словесного трудничества.

     Безусловно, при желании освятить внутренний мир ребенка таинствами, мы сознаем, что он не может всегда удерживаться на духовной высоте. Мы сами часто не удерживаемся на ней и спустя час после приобщения Святых Таин Христовых забываем, какой Небесный Гость опочил, живет, царствует, действует в нашей душе… Как правило, Он молчит и скрывает Свои лучи потому, что горница нашей души оказалась опустошена и не занята ни богомыслием, ни богообщением. Что же говорить о детях? Здесь, безусловно, на первое место выступает православно ориентированная школа, вводящая во внутренний мир ребенка все пласты и жанры нашей православной культуры. Введение ребенка в мир православной культуры я бы уподобил трудам горных народов, которые приносят землю на высоту гор, на узкие террасы, ограждая их виноградной лозой или живыми изгородями, затем удобряют землю, со страхом смотря, не сойдет ли сель, который во мгновение ока может погубить усилия земледельцев. И как часто в нашем деле сходят снега, разливаются реки, веют ветры – и храмина падает! Кажется, что все пропало, – однако отступать мы не вправе. Мы призваны вновь и вновь восстанавливать порушенное, покуда в милом чаде не заговорит совесть и самый возраст не сделает его способным к удерживанию благих всходов; покуда в нем не начнется самостоятельная нравственная творческая деятельность и он не станет зрелой личностью, носителем в душе Божественной благодати.

     Завершу я тем, с чего начал. Имя Божие – миро излиянное. Да, действительно, как в сердце святого Игнатия Богоносца, в человеческих сердцах золотыми буквами должно быть запечатлено это имя – проводник Божественной энергии, линза, посредством которой свет Божией благодати осеняет нашу душу Духом премудрости и разума, […] совета и крепости, […] ведения и благочестия (Ис. 11, 2), и страха Божия (см: Ис. 11, 3). И если Бог действительно присутствует в твоей душе, если твоя душа не ест хлеб праздности, если она не опустошена, если она не идет путем начетника и книжника, но постепенно накапливает духовное сокровище, – то по мере накопления количества являет себя качество нашего сердечного призывания Господа и обращенности к Нему не только устами и перстами, но и умом, и чувствами, и волей, и душой, и телом. Постепенно происходит таинственное возрастание нравственного потенциала, который нам нужен прежде всего, ибо мы, педагоги, призваны быть богоносными личностями. Тогда ребенок и при молчании наших уст будет воспринимать духовные импульсы Божией благодати, не насилующей и не подавляющей, но пробуждающей, просвещающей, назидающей; только тогда ребенок увидит в нас непонятную для него, сокрытую от его взора деятельность восхождения от земли к небу, от греха – к добру, от тьмы – к свету. И тогда все, что мы ни предпринимаем, безусловно, будет помазано Божией благодатью. Бог восполнит недостающее нам, и мы будем иметь хотя бы малый успех, о котором говорит апостол Павел: Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1Кор. 9, 22). Педагог призван остаться в памяти этих некоторых светлым и теплым пятном, дабы послужить маяком, ориентиром, на который его питомцы некогда, может быть, взглянут (не сейчас, покуда они находятся в «зоне турбулентности»), а пять-десять лет спустя, когда посеянное нами даст первый всход в их душе, возможно, уже изрядно потрепанной враждебной языковой стихией.