Беседа с сестрами обители в праздник Сретения Господня
О человеческих страстях и борьбе с ними

Мне хотелось бы сегодня, дорогие друзья, провести небольшую беседу  о страстях человеческих. Беседу аскетического характера.

В день Сретения Господня большинство из нас приобщились, по милости Божией, Святых Христовых Таин и, как сказал старец Симеон, «яко видеста очи мои спасение Твое, свет во откровение языков». Мы, с верой покаянием и любовью приобщившись Тела и Крови Господних, действительно восприняли свет, Божественный свет благодати. О чем Церковь так ясно говорит: «Видехом свет истины, прияхом Духа Небесного». И это  - свет ведения, который помогает нам проникнуть, посмотреть в глубины собственного падшего естества. А говорят, что дело монаха преимущественно заключается в направлении внимания своего в глубины сердца, в изучении сил и души, и тела, равно поврежденных падением. И весь пафос книг святителя Игнатия Кавказского или современных писателей, архимандрита Лазаря Абашидзе, во многом, архимандрита Рафаила Карелина, заключается именно в напоминании, что рассматривание язв своей падшей природы является отличительным деланием, то есть, самым насущным занятием человека, который разумно проходит иночество.

От созерцания своей испорченности, греховности, расстроенности душевных и телесных сил рождается у человека ощущение своей нечистоты, слабости и немощи. И чем более укореняется в этом редком для обывателя делании разумный христианин, тем более возрастает в нем сокрушение. И действительно, когда смотришь на рану, на язву, так сказать, обоняешь струпы и гнойники, поразившие тебя, то входишь в совершенно иное, непонятное для многих балагуров и баловней судьбы настроение, состояние.

Итак мы, приобщившись Святых Христовых Таин, имеем в себе источник света, света ведения, света самопознания. И если бы мы были действительно благоговейными хранителями этого дара, понимая, Кого мы удостоены воспринять, то дар этот гораздо в большей степени, чем мы к тому привыкли, себя бы проявлял и раскрывал. Как хорошо сказано в Псалтири: «Исповедайте память святыни Его». Память святыни – это благодарственное расположение по причащении Святых Христовых Таин – сознательное, умное сопребывание со Христом. «На нем же процветет святыня Моя» – мало приобщиться Святых Таин, и не для того мы это делаем, чтобы погрузиться в обычную суету, но для того, чтобы понять, что мы возводимся в некое вышеестественное состояние. Нам даны в Таинстве причащения такие способности и силы, которыми не располагает человек, взятый сам в себе. И эти силы проявляются как раз в самонаблюдении. Бог дает человеку острозоркость, так что он проницательным взором обращается в глубину своего падшего сердца, как сказано: «Приступит человек и сердце глубоко». Что же там в этом сердце нам дано видеть или ощущать или осознавать в луче Божественной благодати, уходящем в глубины нашей совести?

Всего прежде, мы должны вспомнить нашего праотца Адама, который, будучи сотворен безгрешным и нетленным, имел в недрах своей природы свет Божьей благодати, его умудрявшей и просвещавшей. Адам потому был блажен, что Бог с ним сопребывал. Как говорят, Адам был в раю и в Адаме был рай. Но удостоенный великих благ духовных, он оставался внутренне свободным в выборе. И, кратко скажем, зло проявилось тогда, когда праотцы уклонились в запретную сторону, когда произволение свое склонили налево, когда проявили преслушание. По вкушении этого запретного плода, а именно по расторжении завета верности и любви с Богом, благодать Господня, которая осиявала и душу и тело Адама и Евы, отлетела от праотцев. И померкла их природа, помрачился ум, страстями забурлило сердце. Духовное и легкое тело, чуждое всего влажного, тяжелого, рыхлого, стало дебелым. И средоточием души Адама стало то, что святые отцы называет самостью.

Гордостная самость – вот тот гнилой и затхлый источник, который распространяет по всему нашему естеству зловонные воды всех страстей: чревоугодия, блуда, сребролюбия, гнева, тщеславия, гордости, уныния, печали. И вот эти восемь страстей, восемь помыслов, как называют их святые отцы, перемешиваясь между собою, усугубляют в нас действие греха.  Подвижники для того уединялись в пустыни, чтобы проанализировать и, так сказать, по полочкам разложить в себе действие этих страстей. Наблюдение за ними, сопротивление им, горестный плач, вызванный действием страстей, и составляет существенное делание разумного христианина.

Говорят, что классифицировать все эти сочетания, привести их в стройную систему практически невозможно. Но разбираться в страстях нужно, различать их действия необходимо. Понимать, что, когда в нашем сердце соединяются тщеславие и похоть, тогда человек, удовлетворяющий этим страстям, впадает в прелесть, то есть, его духовная жизнь искажается в ту меру, в какую он потакает этим страстям. Понять, что гордость и гнев, помноженные друг на друга, рождают зависть, а печаль отличается от уныния тем, что печаль захватывает ум и чувства, омрачая ум, отягощает чувства, а уныние, в отличие от печали, еще захватывает и деятельный центр, волю человека. И поэтому человек, который дал себя поглотить унынию, он еще проявляет и агрессивность. Человек печальный - это просто грустный чебурашка, образно выражаясь, он не весел, он никнет долу; а человек, находящийся в унынии, еще и огрызается, встает на дыбы, и это свидетельство того, что грех отравил его волевой центр.

Жизненно важное учение святых отцов о страстях должно быть предметом первоначального и пристальнейшего изучения серьезного монаха. Когда мы читаем о страстях, называем своими именами эти страсти, разбираем их действие, то получаем просвещение свыше, если руководствуемся Священным Писанием и Преданием Церкви. Святой праведный Иоанн Кронштадтский говорит, что люди, как правило, ничего не говорят о страстях, ничего не говорят о добродетелях, не устремляют внимание в глубины души, но любят говорить вокруг да около, избирают такие предметы, которые находятся вне человека. И, если этим занимаются иночествующие, как открыто в древнем Лавсаике, когда предмет нашего собеседования совершенно внешний и не касается глубин человеческого сердца, тогда появляются духи нечистые, которые витают над иноками и каким-то образом оскверняют их уста, их ум, их сердце в наказание за то, что мелко плавает душа.

Итак, мы с вами возвратимся к аскетическим прозрениям святых отцов и укажем, что «семя тли», о котором мы читаем в вечерних молитвах  - «яко семи тли во мне есть» - это то, что именуются гордостной самостью. Гордостная самость это, если хотите, стул или кресло, седалище, на котором восседает падший дух в человеке. И напротив, если христианин занимается истреблением этой гордостной самости, то сердце становится нерукотворенным престолом и на этом престоле, именуемым почитанием себя ничем, ничтожеством, былинкой, пылинкой, вот на этом седалище смирения воцаряется Христос Искупитель. А Он в нас воцарился, когда мы сподобились таинства Крещения, и дар Святого Духа снизошел и озарил нашу совесть,  озарил наш бессмертный дух. Но, к сожалению, вследствие невнимательности, отторжености от Церкви, легкомыслия, вольных и невольных согрешений, мы разрушили этот нерукотворенный престол и взрастили в себе гордостную самость, которая является питательной средой для нечистого духа. И чем более это начало, как некий черный пузырь, разрастается в человеке, тем в большей степени зависимости от падшего духа он находится, и тем более легко и удобно падший дух проникает в нас. По учению святых отцов, падший дух не может смешаться с душой, только Дух Святой пронизывает наше естество. Но падший дух наведывается и как-то присосеживается в той мере, в какой внутреннее пространство человека заражено страстями.

И вот это семя тли, эта самость или гордостная самость и является тем предметом внутреннего внимания христианина или внутри себя пребывания. На нее должен быть устремлен наш духовный взор. И чем осязательнее мы в себе это начало чувствуем, вот это токсичное семя, вот эту раковую клетку, так сказать, души, которая распространяет метастазы по всему нашему существу, тем более преуспевает христианин. Потому что, зрение своего падшего «я», своего эго -  это, несомненно, дар Божий. И только в лоне Православия, только под воздействием Божией благодати человек может не просто так умственно, абстрактно признавать себя грешным человеком, но носить это ощущение, убеждение, сознание своей падшести.

Только неопытный человек может подумать, что это грустно, что это скучно, что это какая-то выхолощенная жизнь. Потому что, смиренным Бог дает благодать: чем более ты проникаешь в шахту своей души, чем глубже  взор твой опускается, тем больше благодать тебе содействует. А там, где благодать, там Бог и там самопознание, там богопознание. Поэтому для монаха является драгоценным то направление духовной жизни, которое мы сейчас обозначаем.

Обратим внимание, что эта гордостная самость, прежде всего, познается в трех родимых пятнах, так сказать, в трех гематомах, которые в нашем падшем естестве очень хорошо видны и бесам, и ангелам, а прежде всего, Господу Богу, но не очень хорошо видны самому носителю греха. Эти три гематомы запечатлели наш ум, наше сердце и нашу волю. На уровне ума  - славолюбие. Вы помните три главных искушения, которыми диавол пытался соблазнить Господа Иисуса Христа, не имеющего в Себе греха. Славолюбие. На уровне чувств  - самолюбие. И на уровне воли -  самоугодие.  Мы об этом, может быть, еще подробнее поговорим. Сейчас я хотел бы все восемь помыслов или страстей в свете Божественной благодати как-то проанализировать.

До грехопадения все силы души Адама – ум, воля и чувства  - были устремлены к источнику света, к Богу, Адам был совершенно боголюбив. Вся гармония и красота его природы причиною своею имели устремленность мыслей, чувств, воли к источнику жизни Богу. Через эту устремленность Божия благодать его осиявала, делала его премудрым, делала его могущественным. Он был чужд страдания, был приобщен блаженству. И это блаженство  - в Боге, в устремленности духа, души и тела к Создателю. Едва лишь только Адам свершил запретное дело, как силы души извратились и направились вот на эту гордостную самость – Адам полюбил себя самого греховной любовью, греховным пристрастием, и в нем возобладали совершенно дотоле неведомые движения.

В чем суть и природа страстей? Если до грехопадения Адам питался богопознанием, богообщением, он находил в Боге свой покой, свою радость, он был весь, как луч, устремлен к Создателю, то после грехопадения страсти направились в этот мир, он стал искать в этом мире того, что раньше искал в Боге. Христианин Богом питается, Богом насыщается, Бог для него и свет, и жизнь, и дыхание. Бог для него  - все. А человек с извращенным направлением душевных и телесных сил, отведя очи от Господа Бога, порвав с Ним связь, перерезав эту пуповину веры и верности Христу,  ищет в этом мире того, что раньше обретал в Боге.  Адам стал потребителем. Он стал хищником, он стал искать в вещественном мире пищи и пития. И все страсти, на самом деле, есть стремление чем-то обладать, пожирать что-то вещественное, Адам превратился или, скажем, падший человек в какого-то хищного зверя, который непрестанно охотится, желая насытить свое чрево, свою душу пищей, которая, на самом деле, не насыщает.

Обратите внимание, что страсти разделяются на грубые, чувственные, и, еще более опасные, душевные, духовные. Но, если все восемь страстей проанализировать, каждая из них ищет какой-то предмет, которым она хочет завладеть, который она хочет пожрать, к которому она хочет прилепиться. И чем долее мы удовлетворяем той или иной страсти, тем более мы страдаем. Потому что, это  - волчцы, это пища, которая не насыщает, но разрушает человека.

Итак, перечислим эти страсти. Чревоугодие. Не будем осуждать естественного стремления восполнять ушедшие силы чрез вкушение того, что нам заповедал Бог.  Мы обречены, к сожалению, питаться вот этой земной тленной пищей. Так вот, чревоугодие не умеет пользоваться Божиими дарами и злоупотребляет ими. И тот, кто когда-нибудь находился под воздействием чревоугодия, просто сам себе удивляется, как он, не зная удержу, не зная насыщения, пытается запихнуть в уста то, что уже в уста не лезет, то, что уже связано с расстройством телесного здоровья, с помрачением души. Сейчас я не буду подробно говорить о чревоугодии как прилипчивой страсти, очень такой унизительной, но отметим только, что оно охотится за плотью растений и животных.

Сразу можно указать на лекарство. Я высказываю некоторые плоды своего размышления, которые не претендуют на какую-то абсолютность. Но вот Господь нам дарует Свою Кровь в Таинстве Причащения. Тот, кто алчет, точнее, жаждет святой Крови Христовой, тот, кто почитает ее драгоценностью и знает, что она действительно искупительная, животворящая, тот кто в сознании своей немощи и недостоинства устремляется к ней, -  получает источник насыщения, утоляющий духовную жажду. И если в нем это боголюбие, устремление к Крови Христовой становится доминантою, он обязательно исцелится от чревоугодия рано или поздно, потому что, есть что с чем сравнить: «Чаша Твоя упоявающа мя, яко державна».

А вот другая страстишка, присущая нам, потому что все мы рождены от телесного соития, и, как говорили святые отцы, сладострастие всем нам мать. В нас, в наше естество вложено премудрым Спасителем родовое пожелание, оно освящено Господом в таинстве брака и мы вместе со святителем Иоанном Златоустом почитаем брак добродетелью, достойной удивления, а девство выше всех похвал. Говоря о похотении плотском, не касаемся добродетели супружества и чадородия, но отметим, что это похотение направлено на человеческую плоть. Если чревоугодие злоупотребляет плотью животных и растений, то, так скажем, грех невоздержания, пусть это будет даже тайное какое-то возбешение плоти, как в вечерних молитвах можно найти такое словосочетание, а еще более выразительное мы найдем понятие в молитвах ко святому причащению, где святой Симеон Новый Богослов исповедуется в своей нечистоте. И вот обратим внимание, что сладострастие охотится за человеческой плотью. И нет человека на земле, за исключением каких-то Богом избранных людей, которых Бог этой избавлял от этой борьбы, по Его промыслу, кто не принужден был бы сражаться постоянно с похотью безместной. То есть, пытающейся водвориться в человеке и сковать его душевные и телесные силы, направить их в ложное русло, оскверняя, таким образом, нашу богозданную природу.

И опять-таки убежище, и врачевание, и лекарство мы находим в Плоти Христовой. Для того Господь нам дает Свою Пречистую Плоть, чтобы, возгоревшись любовью ко Христу и постоянно помышляя о единении с Господом, мы в этом источнике бессмертия обретали силы к целомудрию. Как утробные младенцы через пуповину от плоти материнской питаются, так мы, пребываем во Христе и Он, пребывая в нас, питает нас Своей Плотью.  Господь Своей Живоносной Плотью освящает нашу телесную природу, уцеломудривает наши чувства.

И несомненно, что Святая Чаша является единственным источником, припадая к которому, мы имеем несомненную надежду возвратить в богоугодное русло наши естественные пожелания, вкушать пищу во славу Господа, сохранять благое воздержание, как это предписано иночествующим, и при этом целомудрствовать душою, то есть угасить в себе вожделение человеческой плоти.

Вот это грубые чувственные страсти – чревоугодие и блуд.

Посмотрим на сребролюбие и гнев. Если чревоугодие и блуд преимущественно связаны с нашей волей, то гнев и сребролюбие связаны во многом с нашей раздражительной силой или силой ярости. Яростное или раздражительное начало  - это наши чувства, наше сердце. Гнев и сребролюбие также настроены на потребление, они также хотят что-то урвать, что-то съесть,  чем-то завладеть. За чем охотится сребролюбие? Оно охотится за плотью предметов, предметным миром. Оно тоже что-то хочет пожрать, усвоить, соделать своим, хотя мы не поедаем того ртом, но поедаем это глазами, поедаем это нашими чувствами, как говорят: жадина-говядина, руки загребущие, очи завидущие.

Сребролюбие тоже представляется какой-то акульей пастью, когда человек вместо насыщения Богом, вместо обращенности к духовному миру, пытается завладеть совокупностью предметов этого мира. И это настолько всепожирающая страсть, что она никогда не угашается. Чем больше ты приобретаешь, тем больше ты алчешь. И нетрудно увидеть, что какая-то тощая престарелая Шапокляк, которая уже и в рот-то ничего может взять, тем не менее, может быть совершенно раздираема этой страстью. Если Бог есть Дух и в Нем успокаивается сердце наше, то в обладании веществом сокрыт источник нашей турбулентности, тревоги, страхов и так далее. Это, по существу, геенский червь, который постоянно грызет и мучает человеческую душу. Я потом мог бы поразмышлять вместе с вами о том, как вечные муки соотносятся с какой из страстей.

Гнев всегда идет рядом со сребролюбием. По существу, святая энергия гнева коренится в наших чувствах. Это меч, который Бог нам дал для борьбы со страстями и для поражения диавола. Гнев есть святая энергия, с помощью которой мы воинствуем. Если воля вожделевает и устремляет нас к предмету, который мы возлюбили сердцем, то гнев помогает ратоборствовать, гнев помогает нам быть решительными. Но если гнев не направлен на страсти и на демонов, то он начинает разрушать все, что мы видим вокруг себя. Гнев может быть направлен на вещи, когда человек крушит все вокруг себя в припадке исступления. А, как правило, гнев направлен на подобных нам людей. И он удовлетворяется тогда, когда видит человека поверженным, бездыханным, гнев хочет, по демоническому наущению, изъять душу из тела. И человек может не быть убийцей по факту, но даже на словесном уровне, если мы вспомним, какие злопожелания мы обращаем к людям, то это, несомненно, не столько пожирающая, сколько разрушающая страсть. И, повторяю, направлена она вовне и делает человека потенциальным убийцей, даже если это просто раздражительность, неприязнь, внутреннее негодование, серчание, отчуждение от человека.

И, наконец, две так называемых тонких духовных страсти. На самом деле, они мерзки пред Богом. Священное Писание называет высокосердого мерзостью пред Богом. Апостол Иаков, говоря о самонадеянных людях, которые не поставляют себя в зависимость от путей Божиих и говорят: будем в следующем году торговать там-то и там-то, называет подобные тщеславные изречения злом в очах Божиих. А добро в очах Божиих говорить: если Бог сподобит, то будем там-то и там-то и сделаем то-то и то-то.

Итак, обратим внимание на тщеславие и гордость. Это тоже страсти, которые, как и все прочие, направлены на вещественный мир, страсти, которые хотят что-то пожрать. Тщеславие, на что оно направлено? Тщеславие - это мерзкая страсть, как и все прочие, но мерзкая она потому, что посягает на Божие достояние, потому что, слава принадлежит единственно Творцу и Богу нашему: «Тебе подобает, яко Твое есть Царство и сила и слава». Предмет прославления, предмет хваления  - это только Бог Живой. Все на небе и на земле свидетельствует о Его всемогуществе, святости, премудрости и поэтому гласами преподобными Он должен быть прославляем. Тщеславный – вор по определению, потому что он хочет эту Божию славу и величие присвоить себе. И поэтому называется тщеславие – суетная, ложная слава, не принадлежащая тебе, ты крадешь у Бога то, что Ему принадлежит. Как бы мы, увидев вазу с прекрасными цветами, которая стоит у престола Божия, схватили украдкой этот букет и украсили свою голову райскими цветами, которые единому Богу посвящены.

В этом смысле тщеславие - мерзопакостная страсть. Поэтому, когда мы хотим быть известными, когда мы хотим выслужиться, когда мы хотим, чтобы о нас говорили, когда мы хотим, чтобы о нас было доброе мнение, когда мы выставляем свои достоинства, когда сами себе набиваем цену, когда поставляем ближних в зависимость от самих себя, – все это воровство. Потому что, человек сам по себе  - ничто есть. И в правильном своем умонастроении он  - лишь кисточка в Божьих руках, он - инструмент созидания воли Божией. «Если что доброе сделали, не думайте, что вы значите что-нибудь в очах Божиих, но думайте, что вы рабы неключимые, сотворившие то, что должны были сотворить». И поэтому, никакого: «я это сделал», «я здесь был», «это моя заслуга», «обратите внимание на то, кто это сделал, чьи это дивиденды». Это в существе своем, богохульство, которого, к сожалению, мы не всегда опасаемся.  Но, более того, сами себя отторгаем от Бога, в ту меру, в которую свое «я» противополагаем Господу Богу, таинственно нами и чрез нас действующему.

О тщеславии можно и должно говорить подробно и глубоко. Я сейчас только обращаю внимание на то, что тщеславный человек  - это вор, который сдирает с иконы Христа драгоценную ризу или выковыривает драгоценные камни и налепляет на самого себя. Да, он черпает в этом какое-то смутное, муторное удовольствие. Лекарство против тщеславия  - это, конечно, наше чувство совершенной и полной зависимости от Господа Бога, чувство, соединенное со стремлением прославлять Его. Человек, который находится на пути излечения от тщеславия, открыл для себя, что есть совершенно особое наслаждение, радость, восторг, блаженство в том, чтобы служить Богу, отдавая Ему себя самого всеконечно, и полагая к Его стопам, к подножию Его престола каждое действие, каждое слово, каждую мысль, каждое начинание. Это все Твое, Господи. Все добрые мысли, чувствования, дела – все это Божье достояние. И христианин, просвещенный духом, он, как святой Иоанн Кронштадтский, почитает себя нулем, он предпочитает тушеваться, прятаться, быть незаметным и издали радоваться Царству Христову, созиданию которого он каким-то образом послужил, будучи проводником Духа Святого, зиждительного Духа.

А гордыня  - это уж совсем такое откровенно бесовское направление, ума, воли и чувства, когда человек направляет страсть на себя самого. Если смирение заключается в том, чтобы всецело обратиться к Творцу и, будучи ничем, восприять в себя Бога, Который для нас все, то гордыня есть пожирание самого себя. Неслучайно она изображается змием, который кусает собственный хвост. Человек может сделать себя центром вселенной, он внимает себе самому, он ставит себя на место Создателя. И это, конечно, путь саморазрушения. Диавол всего прочнее улавливает человека, когда тот становится центром солнечной системы, когда он направляет на себя души прекрасные порывы. Соответственно, и всех людей пытается подчинить себе через властолюбие, и хочет сделать себя предметом прославления, внимания, как будто бы он дает всем силы, является средоточием чужого внимания. Тщеславие и гордость, конечно, связаны друг с другом, но тщеславие подпитывает гордыню человеческую. Воплощение гордости  - это отрицание Творца, это противопоставление себя Ему, это богохульство, по существу.

И посмотрим с вами на печаль и уныние. Печаль, как говорят святые отцы, есть разочарование, которое постигает человека, если он не обрел желаемого в земном мире, или напротив, обрел его – «кая радость земная печали не причастна». Печаль  - это некое помрачение ума. Если мы оскорбили в чем-то благодать, пристрастившись к земному, благодать скрывает свои действия и воцаряется печаль. Печаль  - это некий туман, некоторый мрак, который опускается на ум. Это некие сумерки, когда Господь Бог отымает от человека Свое просвещающее действие.

Всякий из нас знает, что удовлетворение любой страсти имеет своим последствием печаль, уходит то нетленное, высокое и радостное, свободное дыхание жизни. Печаль  - это то же самое, что у наших поэтов названо сплином, хандрой, грустью. Печаль затрагивает не только умственные способности, которые меркнут, ум перестает быть прозрачным, быстродвижным, он, как будто, известкуется. Печаль захватывает, непременно, и чувства, они становятся тяжелыми. Вот дети, которые до поры до времени не пристрастны к земному, всегда в радости, всегда в каком-то избытке радостной энергии. Они выплескивают эту энергию через улыбки, смех, динамику внешнюю. А взрослые - уже увальни, взрослые малоподвижны, потому что их сердца теряют этот свет, эту легкость, становятся тяжелыми, становятся такими уплотненными, дебелыми.

Печаль врачуется, конечно, мыслью о собственном ничтожестве. И чем человек пристальнее разглядывает нуль своей природы, чем больше, чем тверже и яснее помнит, что без Бога ни до порога, что он во всецелой зависимости от Создателя,  тем более он радостен. Потому что, Бог смиренным дает веселящую сердце благодать.

А вот уныние - один из самых страшных и мохнатых зверей инфернального мира. Уныние затрагивает самую волю человека, сковывает, парализует ее. Поэтому одно из лекарств против него - в деятельности, активном образе жизни. У занятой пчелы, говорят, нет времени для скорби. Если ты суетишься, двигаешься, такой бодрячок, уныние не может проникнуть в тебя. Обратим внимание на наших бабушек, которые вообще никогда не находились в праздности, для них отдыхом был перемена занятий и поэтому у них было легкое сердце.

Уныние проверяется и познается по затронутости страсти гнева, человек унывающий, он всегда немножко опасен. Он не просто ушки свесил, как зайчик, а он еще зубки показывает и когти. И нужно каяться глубоко и держать ухо востро, чтобы уныние не увлекло нас еще глубже. А глубина сатанинская - это отсечение надежды на помощь Божию, это отчаяние, когда человек сворачивается в трубочку, как какое-то бревно, которое со склона падает вниз и не видит дна. Ну, Бог не попускает таких бед, как правило. Во всяком случае, важно быть врачом для себя самого и уметь свою природу лечить, изгоняя печаль как грусть, как тоску, как незнание, куда себя приложить, чем заняться, как какую-то потерю духовного аппетита; печаль, кстати, может быть связана и с элементарным физическим переутомлением.

И таким образом, мы видим, что основа духовного здоровья - это возвращение нашего внимания, а затем наших чувств, а затем нашей воли, возвращение к Отчему дому, к Богу. Обратим внимание, что капитаном всего является ум, он видит цель движения корабля нашего естества. Ум -  всему заводила, ум  - это действительно капитан. В уме надо держать имя Божие, памятовать умом, что Бог есть, Он тебя видит и слышит, ты под Богом, ты пред лицем Небесного Отца; от Бога не утаивается ни единое движение твоей мысли, ты у Бога на ладони. Твоя задача весь день вот так вот ходить, как дитя на лесной лужайке под лучами солнца. Начало добродетелей – страх Божий, живая убежденность, осознание, что от Него не скроешься, ты – дитя, Он – Отец; все что ни делаешь, делай пред Его очами. Вот ум нашел себе цель.

Чувства сопряжены с чем? Мы должны полюбить Того, Кого мы увидели; сердце должно вздрогнуть и обратиться вслед за умом. Вот это возлюбление, когда ты уязвился красотою Божества, когда ты действительно понимаешь, что Бог - это твое сокровище, Бог должен быть предметом твоей любви. Вот тут в человеке возрождается энергия, динамика, потому что с этим началом в человеке связаны такие добродетели, как мужество, преодоление препятствий, готовность сокрушать все препоны, преграды, которые тебя отдаляют от Бога.

А вот само движение – это воля, вожделевающее начало. Если ты не просто памятуешь о Боге, но возлюбил Его паче всего, то воля откликается и начинает вожделевать, устремляться. «Яко елень на источники водныя, тако душа моя ко Господу Богу моему». Как сказано, «кости мои возрадовались о Тебе». И вот это вектор, которым соединяется ум, задающий цель, сердце, любящее Господа, радующееся о Господе и динамика, движение. Вот то направление, то русло, двигаясь по которому, мы преуспеем в борьбе с означенными страстями, они сами отсыхают в ту меру, в какую мы являем боголюбие.

Таким образом, если мы это направление ума и сердца избрали, то гордостная самость должна уступить место Христу Искупителю. Цель христианской жизни - это вселение Христа, благодати Божией в наше сердце. И вот так всегда держа в поле зрения восемь страстей, действия которых мы должны очень хорошо проанализировать сами в себе и должны находиться в состоянии какого-то выздоровления. Я бы так сказал, что если ты в течение дня держишь пред глазами эти страсти и если ты помнишь о том, что эти страсти есть, если ты знаешь, на чем они паразитируют, что они в тебе пленяют, каковы их действия,  то ты находишься в состоянии внутрь себя смотрения и на пути умного делания. И жизнь становится тем радостнее и тем веселее, чем большую свободу ты улучаешь от этих восьми страстей.