Беседа духовника обители с сестрами Алексеевского монастыря

Мы сегодня вспоминаем с вами событие перемещения Алексеевского монастыря в Красное Село.

Думаю, что не без волнений и переживаний сестры переселялись сначала с Остожья в Чертолье, а в первой трети XIX столетия – в Красное Село. Многие насельницы, как при Иване Грозном, так и в царствование Николая Павловича I, наверняка помышляли, что миру приходит конец, раз монастырь, сдвигается со своего места; они ощущали себя странницами в этом мире, где нет ничего постоянного, где невозможно обрести вечно пребывающего града. Собственно, в этом и есть дух монашества – в видении того, насколько всё зыбко, переменчиво («всё течет, всё изменяется»), что прилепиться на земле решительно не к чему. Один Господь вчера и сегодня пребывает неизменным.

Наш монастырь дважды менял место своего пребывания, и наконец обрёл третье место. Не похоже ли это на священную формулу: «Два Рима падоша, третий стоит, а четвёртому не бывать»? Я думаю, что следующим местом обитания Алексеевской обители будет уже Небесный Иерусалим. Не зря же Господь даёт благодать собрать остатки разорённой земли, наверняка даст и средства и пошлёт добрых людей, чтобы привести эти до неузнаваемости искажённые черты обители если не в благолепие, то в порядок. И нам, наверное, ничего не остаётся как только воспринимать от предыдущих поколений иночествующих глубокое убеждение, что на земле надолго задержаться ни у кого не получится.

В этом отношении интересен пример старца Лаврентия Черниговского, который после начала Великой Отечественной войны обрёл возможность за пределами Чернигова вместе с духовными чадами (сёстрами, которых он постриг ещё до создания обители) организовать женский монастырь. Будучи удивительным прозорливцем и пророком, старец Лаврентий умом переселился на небо ещё при жизни. Наблюдая, как проходят работы, как рабочие и сёстры, рукастые и всё умеющие, созидают кельи, он говорил: «Ну так уж прям не старайтесь над стяжками (делали пол келий) – надолго не пригодится, на несколько десятилетий». Он понимал, что всякое земное строение необходимо, но и знал, насколько хрупка человеческая жизнь, насколько быстро меняется окружающий нас мир.

Сегодня на литургии читалось Евангелие о святых Марфе и Марии. Очевидно, что Мария, будучи старшей сестрой, имела безусловный авторитет у младшей сестры, и именно она заправляла делами, однако, едва лишь Спаситель вошёл в их дом и сел, утрудившись от пути, Мария примостилась у Его стоп и забыла обо всём. Первый ли раз это случилось? Мы знаем, что Спаситель любил семейство Лазаря, именно в этой тихой Вифанской обители Он проводил последние дни перед Своими страданиями. Из событий, связанных с воскрешением Лазаря, мы узнаём о характере Марии. Вы помните, что она поспешила на гроб своего брата, тогда как Марфа пребывала в доме, оплакивая в тишине и уединении кончину Лазаря. Спаситель в это время вошёл под знакомый Ему кров, где был встречен Марфой. И первый диалог у него был с Марфой, а второй – с Марией.

Очевидно, что душа святой Марии, конечно, предузнанная Христом, отличалась необыкновенной глубиной и созерцательностью. Мария знала, Кто´ к ним пришёл в дом. Между Господом и Марией существовала некая тайна, неведомая Марфе. Знает Господь овец Своих. О том, какие тайны совершались в сердце Марии при её общении со Христом, можно только догадываться, в соответствии с Его словами: …Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17, 26). Она действительно входила умом в сокровенные пределы Божества, и Бог обитал в сердце Марии и находил упокоение в нём. Мария обладала способностью слышать слово Божие и сохранять его в глубинах души, не позволяя сторонним, внешним, быстро меняющимся впечатлениям и образам заглушать то семя, которое падало на почву её сердца. …Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его (Лк. 11, 28).

Вспомним, что за шесть дней до страданий Христа именно Мария помазала миром Спасителя, воздавая Ему подобающую Божескую честь. В Москве, как вы знаете, есть обитель святых праведных Марфы и Марии, с храмом, воздвигнутым Великой Княгиней Елизаветой Фёдоровной.

А мы с вами готовимся к нашему престольному празднику в честь Казанской иконы Богородицы. Судьба этой иконы связана со становлением русского царства. У нас в храме Всех Святых есть несколько списков этого образа, один из которых, в серебряной ризе, находится в левом приделе. Эта икона написана выразительными, мощными мазками. В своё время её принёс в наш храм молодой человек, отец которого был регентом Елоховского собора и возглавлял концертный хор.

Вторая икона тоже удивительная Она находится в алтаре правого придела, на горнем месте. Обе иконы производят впечатление какой-то необыкновенной мощи, силы. У нас есть и третья Казанская икона, которая принадлежала матушке игумении Антонии (Троилиной). После реставрации этот образ привлекает внимание своей благостью, красотой и тишиной.

Для меня Казанская икона очень значима. Всю свою юность я молился в храме Пророка Божия Илии в Обыденском переулке, где Казанская икона в местном ряду иконостаса совершенно несравнима ни с какими другими иконами: она живая и удивительная по красоте и благости.

Ну и последнее. Будучи молодым священником, я служил в храме Воскресения Словущего на улице Неждановой. Прихожанка этого храма Галина как-то пригласила меня к себе домой. Муж её был антикваром. Я пришёл в их квартиру в Замоскворечье, и Галина долго мне изливала душу: дети выросли, перестали её почитать, муженёк у неё некрещёный… Так она долго плакала и печалилась. А я, не имея времени далее её слушать, увидел на стене портрет Павла I и решил таким образом закончить нашу бесконечную беседу. Я встал и обратился к Государю: «Ваше Величество, Вы видите, сколько невзгод в жизни Вашей верноподданной: и дети перестали маму уважать, и муженёк некрещёный думает только о себе. Ваше Величество, пожалуйста, помолитесь Господу, чтобы посветлее и полегче стало в жизни Галины и умягчились сердца её сродников. Простите, что я Вам докучаю, у Вас и так дел много...»

Галина посмотрела на меня, молодого священника, и, наверное, подумала: перегрелся что ли, батюшка, раз так общается?.. Но видимо, ей всё-таки понравилось это обращение, поэтому она сказала: «Отец Артемий, за то, что вы сейчас так попросили за меня Павла I, выбирайте, что´ вам нравится». Смотрю – на стене Казанская икона в бисерном окладе, старинная. Говорю: «Вы, наверное, шутите». – «Выбирайте. Я с мужем всё улажу, да он и не заметит». – «Можно вот эту?» – «Ну хорошо, батюшка, – и даёт мне эту икону, – только с одним условием, чтобы этот образ был у вас всегда дома и вы никуда его не переносили».

На следующий день мне пришлось посетить подмосковный городок и причастить одного лаврского батюшку – игумена Феодосия. После инсульта он едва передвигался, за ним ухаживала пожилая сестричка. Причастился он с благоговением, а после причастия говорит: «Подождите, батюшка». Уходит и возвращается с большим павловским серебряным крестом, на котором написано: «Дарован в благочестивое царствование Государя Павла Петровича I». Именно этот Государь ввёл наперсные кресты для духовенства. И хотя у меня была давняя мечта иметь царский крест, я ответил: «Не могу принять такой подарок». А он: «Берите, это крест моего брата, протоиерея Николая. Он вышел за околицу, где его насмерть сбила машина. Будете его поминать». Я взял с благодарностью этот крест, и мне показалось, что Павел I за то, что я с ним поговорил, на следующий день преподнёс мне свой крест. Долго носил я его на груди, а потом передал брату, игумену Сергию.