Алексеевский ставропигиальный женский монастырь

Москва, 2-й Красносельский пер., д.7, стр.8

http://www.hram-ks.ru

Русская Православная Церковь

Московский Патриархат

Версия для печати


Творчество наших прихожан

Светлана Рыбакова

ТРЕТЬЯКОВКА

     Когда родители бывают заняты, они отправляют меня к тете Оле. Она живет в соседнем доме. Мама говорит, что тетя – одинокий человек. А я удивляюсь: "Почему?" Ведь у нее есть я, и тетя Ольга никогда не похожа на грустную. Мы с ней веселые ребята — всегда находим увлекательное занятие или во что-нибудь играем.
     А еще Ольга – искусствовед, и любит воспитывать во мне эстетический вкус. Бывают вкусы пельменные, пирожные, бадминтонные, а это эстетический. Мне больше нравится вкус к бадминтону. Но тетю обижать не хочется, и, когда она читает о художниках, я тихо сижу и слушаю.
     Оля листает огромные альбомы, от них пахнет типографской краской, пылью и еще чем-то таким загадочным, что хочется вздохнуть поглубже и не дышать. Она рассказывает, а у меня сразу начинает чесаться в коленке, стул становится жесткий, хочется поерзать, позевать. Но я терплю, терплю…
     И вот однажды произошло событие, которое все изменило: меня повели в Третьяковскую галерею. И я в ней так сильно удивился, что потом долго рассказывал знакомым про свой поход. Хотите и вам расскажу?
     Это было весной, в конце мая. Тетя Ольга объявила, что хочет познакомить меня с Третьяковкой. Я разволновался: «Кто она такая? И зачем мне надо с ней знакомиться?» Оказалось, это музей так называется, где картины хранятся.
     Чтобы там не заскучать, я позвал с собой Колю. Мы с ним вместе учимся, и вообще неразлучные друзья. На улице стояла жара, мы весело шли в музей, ели мороженое и болтали. Вдруг впереди вырос красный теремок, такой расписной, как будто из старой сказки. Оказывается, это и была галерея.
     Тетя Оля купила входные билеты и сказала, чтобы мы внимательно смотрели и набирались впечатлений. А потом поговорим. Я собрался и изо всех сил стал впечатляться.
     — Знаете, где вы? Знаете, кто это? – спросила тетя, указывая на старинные черно-белые фотографии, собранные под стеклом в длинном коридоре.
     Огромная семья, — таких сейчас не бывает, — все в платьях, как из кино про старину. Красивые женщины, бородатые мужчины, в компании и по одному. Все незнакомые.
     — Это, — Ольга показала портрет мужчины с красивым лицом и грустными глазами, — Павел Михайлович Третьяков. Он очень любил живопись и всю жизнь собирал картины, а потом подарил свою коллекцию городу и всей России. И теперь многие люди могут познакомиться с великолепными картинами.
     По ковровой лестнице с хрустальными фонтанами подсвечников, мы поднимались вслед за Олей. «Здорово, — думал я, — всю жизнь собирал, любил и отдал для всех. А я поделился бы своим альбомом марок с Колей? Нет, так не получается, марки только меняют. Надо ему что-нибудь другое отдать». Коля не догадывался о моих мыслях, он залюбовался на люстру.
     Тетя встретила свою знакомую, разговорилась, а мы потерялись До сих пор не пойму, как это получилось. Ушли немножко вперед, – оглянулись – никого нет. Испугались и быстро пошли искать. По стенам портреты, яркая природа, картинки из истории, а мы бежали мимо, не разбирая дороги.
     Пройдя переходами и коридорами, очутились в зале древнего искусства – одни иконы. Сначала я даже не понял, куда попал – совсем как в храме. По стенам огромные образа Богоматери, ангелов, Бога Христа.
     Здесь нас нашла Ольга.
     — Вы что? Я так испугалась, – выдохнула она. – Куда помчались? Хотите сами посмотреть? Ну, походите. Я вас потом найду.
     Мы с другом обрадовались, что она нашлась, и пошли куда глаза глядят.
     В зале с иконами Колька страшно раззевался и стал тереть глаза. Я его даже в бок толкнул: «Это тебе не урок математики». А сам думаю: «И что это за музей, будто церковь, только без колоколов». Неподалеку стояла женщина с усталым лицом, в платке, и не отрываясь смотрела на Богородицу. Затем мы встретились с ней в другом иконном зале – она внимательно слушала экскурсовода, говорившего по-французски. А еще одна женщина у иконы Владимирской Богоматери три раза перекрестилась, поклонилась и поцеловала стекло. Разве в картинной галерее так бывает?
     Но вот мы пошли вперед – и начался настоящий музей.
     В одном зале все вертелось и вспыхивало яркими хороводами сарафанов. У меня даже голова пошла кругом, а Коля заулыбался. "Малявин. «Вихрь»", — продекламировал он. И читать не надо было и так понятно.
     Левитана я узнал сам по картине с календаря «Золотая осень», и стало приятно. В этом зале все было — покой и тишина: как будто бы нарисованные деревья, реки, облака к чему-то прислушиваются. Картины молча говорили, и я понимал о чем. Никогда не думал, что такое может быть. Или это вспомнились тети Ольгины слова, или сам услышал?
     Остановились — перед нами «Вечерний звон». Белая маковка церкви уходила в небо, и отражалась в сонных водах реки. Мир замер, притаился в ожидании сумерек и, наверное, там, за рамой, слышался вечный перезвон колоколов.
     А у Поленова, в следующем зале, природа пела, радовалась жизни и со всех полотен било яркое солнце, по московскому дворику бегали куры, чирикали воробьи, в траве резвились детишки. Этот художник был совсем другой. В зале Нестерова огромное, во всю стену, полотно: по берегу реки, наверное Волги, идут
     русские люди с зажженными свечами, с иконой Нерукотворного Спаса. Сестра милосердия осторожно, под руку ведет слепого. Мне сразу стало его жалко, даже сердце защемило. И почему он слепой? А впереди них мальчик с кузовком, совсем такой как я или Коля, только в русской рубашке. Называлось все это «На Руси» («Душа народа»).
     Поднялись по лесенке – и вот картины Шишкина! Кругом поля и леса. Здесь нас нашла тетя. Оглядевшись, я подумал, что Шишкин любил рисовать природу и сосны, потому что у него лесная фамилия. История мишек, знакомых по шоколадным конфетам, на самом деле оказалась забавной. Ее нам рассказала Ольга.
     Медвежата заигрались у поваленной сосны, раскричались, распрыгались, а дерево-то лежит у самого обрыва. Медведица им грозит: «Не шалите, не ворчите, упадете, разобьетесь». «Конечно, художников лучше узнавать в музее или альбомах, чем на конфетах, — подумалось мне, — так интереснее».
     Мы переходили из зала в зал, смотрели картины о природе, — Оля называла их пейзажами, — и я все время удивлялся – какая красивая русская земля, почему я этого не замечал? Вот скоро наша семья переедет на дачу, и я обязательно ее разгляжу. Буду теперь смотреть, как Шишкин или Левитан, видеть красоту и радоваться.
     А потом, из глубины следующего зала из-под руки на меня посмотрел Илья Муромец.
     "«Три богатыря», Васнецов, — угадал я. – Хорошо, что тетя искусствовед". Третьяковка для меня оказалась знакомой.
     Грустная Аленушка смотрелась в застывший пруд. Серый Волк уносил Ивана Царевича с Королевной в счастливый конец. "А кто слушал – молодец", – вспомнил я. И моя тетя Ольга молодец, потому что много чего рассказала.
     Верещагин и Суриков мне понравились не очень: отрубленные головы, стрелецкая казнь. Я не люблю смерть и поэтому прошел эти залы зажмурившись. И еще не люблю злые мультики, ужастики, звездные войны, и если посмотрю у друзей, потом спать боюсь один. Мама говорит, что надо беречь экологию души, и в нашем доме страшное по видео не смотрят.
     Зато Колька застрял там основательно. Никогда не думал, что он такой воинственный. Мы с Ольгой зашли в очередной зал, сели на банкетку. Прямо на меня, совсем как живой, внимательно и чуть грустно смотрел человек в военной форме.
     — Это Государь Николай II – разгадала Ольга мой взгляд. – Портрет Серова. Есть такие строчки: «Какие прекрасные лица и как это было давно», – добавила она.
     Действительно, у Государя было прекрасное лицо. У нас дома о нем шли частые споры. «Нет, — подумал я, — этот человек «кровавым» быть не мог».
     Наконец появился Коля и, присев, вздохнул
     " Наверное, мы устали", – подумал я.
     Когда пришли к Иванову – «Явление Иисуса Христа народу», – у меня неожиданно перехватило дыхание, и я разволновался. Какие-то детишки сидели перед огромной картиной на банкетке, и вдруг показалось, что изображенное вышло из рамы в зал. Казалось, что и взрослые, и дети, и женщина-экскурсовод, как и люди на картине, ожидали Христа.
     Мне захотелось рассмотреть Его. Я подошел ближе, еще ближе, но Он остался вдали, увидеть лик Бога мне так и не удалось. А напоследок мы любовались светлыми лицами изображенных на портретах Брюллова, Боровиковского, Аргунова. Они торжественно и загадочно смотрели на нас из глубины времен.
     Вдруг Колька толкнул меня под локоть:
     — Глянь сюда, как на нашего завуча похож.
     — Да, надо же, — обрадовался я, завуч у нас был здоровский, — и нос, и брови, и смотрит так же.
     — Антропов. Потртрет неизвестного, — прочитал Колька. — Может это его прадед?
     В музее я сделал самое настоящее и большое открытие. Оказывается, тогдашние люди такие же, как и современные, сегодняшние. Мы на них очень похожи, хоть одеты по-другому и без париков, и, значит, тоже можем стать героями. А еще бабушка мне говорила, что те, которые были святыми, за нас сейчас молятся. И что раньше таких людей много было…
     Напоследок Оля сказала, что пройдет время, появятся новые художники и оставят на картинах память о нашем времени. «Может быть этими живописцами окажетесь вы?»
     Ну вот, пожалуй, и все мои удивления.
     Ольга уводила нас домой. Мы с Колей, несколько подслепшие после галереи, шли молча, потому что "переполнились" впечатлениями и устали. А я из музея унес собой кусочек огромного прекрасного мира. И сейчас поделился этим с вами.