Историческая страничка

Владимир Каппель – родился 16 апреля 1883 года, в уездном городе Белев Тульской губернии, в семье выходца из Швеции – Оскара Павловича Каппеля, потомственного дворянина Московской губернии. Отец Владимира Оскаровича был участником Ахалтекинской экспедиции Русской армии 1880-1881 гг. Во время нее, находясь в отряде знаменитого "белого" генерала М.Д. Скобелева, в ночь с 11 на 12 января 1881 г. он участвовал во взятии укрепленной крепости текинцев Геок-Тепе (около 50 км северо-западнее современного Ашхабада). За подвиг при взятии этой твердыни Оскар Павлович был удостоен ордена Святого Георгия.

Дед Владимира Оскаровича со стороны матери также был военным. Он участвовал в Крымской войне 1853-1856 гг., был героем севастопольской обороны и георгиевским кавалером. Вероятно, славное военное прошлое предков сыграло своею роль в выборе Владимиром Каппелем жизненного пути.

Владимир Каппель закончил 2-й кадетский корпус в Санкт-Петербурге, затем Николаевское кавалерийское училище и, наконец, Военную академию Генерального штаба.

Владимир Оскарович участвовал в Первой Мировой войне, был награжден орденами Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом, Святой Анны 2-й степени с мечами, Святого Станислава 2-й степени с мечами, Святой Анны 4-й степени с надписью за храбрость.

К январю 1917 года, совсем незадолго до падения монархии в России, Каппель был произведен в подполковники и был назначен на должность помощника начальника оперативного отделения штаба Юго-Западного фронта. Февральская революция стала тяжким потрясением для Владимира Оскаровича: "В.О. Каппель до своего конца исповедовал монархические взгляды. Февральскую революцию он пережил в нравственном отношении очень тяжело, может быть, тяжелее, чем октябрьскую, так как вторая явилась естественным продолжением первой. В.О. Каппель понимал, что после февраля оздоровление страны может быть только тогда, когда сильный и умный диктатор, придя к власти, уберет с Российского пути звонко болтающее правительство Керенского.

Владимир Оскарович слишком чтил ушедший в феврале строй, чтобы дешевыми, звонкими фразами говорить о нем - это был для него слишком серьезный вопрос, к которому следует относиться особенно бережно. Каждый злобный, грязный и, в большинстве, до идиотизма глупый выкрик в адрес прошлого глубоко ранил его душу и оскорблял его. Давать лишний повод к этому он не имел права по своим убеждениям; спорить, доказывать было бесполезно; погибнуть за это во время таких споров он не считал себя вправе, так как в душе и уме уже созрело решение встать на путь борьбы с советской властью, конечным этапом каковой было восстановление старого порядка. Но он об этом молчал, и только совсем немногие, самые близкие люди знали это. "Говорить о монархии теперь – это значит только вредить ей", - говорил он им.

После окончательного развала фронта (в результате подписания большевиками Брест-Литовского мира) Каппель оказался в Самаре. Здесь в это время формировались силы, готовые выступить против красных. А.А. Федорович писал о ситуации, сложившейся в Самаре: "...состоялось собрание офицеров Генерального штаба, проживавших в Самаре, на котором обсуждался вопрос о том, кто возглавит добровольческие части. Желающих взять на себя тяжелую и ответственную роль не оказалось. Все смущенно молчали, опустив глаза. Кто-то робко предложил бросить жребий. И вот тогда, скромный на вид, почти никому не известный, недавно прибывший в Самару офицер встал и попросил слова: "Раз нет желающих, то временно, пока не найдется старший, разрешите мне повести части против большевиков", - спокойно и негромко произнес он. В этот момент история вписала в свою книгу белой борьбы имя подполковника Генерального штаба Владимира Оскаровича Каппеля. Генштабисты переглянулись, наиболее старые чуть заметно пожали плечами - Каппель был слишком молод, ему шел 37-й год; внешность его тоже не соответствовала виду серьезного, большого военачальника; даже небольшая русая бородка не делала его старше. Но никто не вгляделся в его глаза - серо-голубые, они смотрели холодно и непреклонно, выявляя негнущуюся волю. Но, во всяком случае, желающий вести зеленую, в большинстве необученную военному делу молодежь нашелся".

И с этой "зеленой молодежью", проводя стремительные и удачные операции, Владимир Оскарович уже в скором времени заставил говорить о себе все Поволжье, вызывая большое уважение даже у своих противников. Операция по взятию Сызрани, бои у Ставрополя-Волжского, оборона Симбирска, взятие Казани, вновь оборона Симбирска... Части Каппеля перебрасывались в различные города на Волге со стремительностью, которую совсем не ожидал от них противник. Основная "вина" в успехе проводимых Народной армией операций, безусловно, лежала на Владимире Оскаровиче. Из никому не известного подполковника Русской Императорской армии к концу 1918 года он превратился в одного из наиболее известных и уважаемых белых генералов на Востоке России. При этом не лишним будет отметить скромность В.О. Каппеля в оценке собственных успехов. Так, отмечая в рапорте действия своего отряда при взятии Сызрани, Каппель писал: "...успех операции достигнут исключительно самопожертвованием и храбростью офицеров и нижних чинов отряда, не исключая сестер милосердия. Особо отмечаю мужественные действия чинов подрывной команды и артиллерии отряда. Последние, несмотря на огонь превосходной артиллерии противника, вели огонь по его цепям и огневым позициям прямой наводкой, нанося большой урон и сбивая его с позиций... Красные вели огонь плотный, но крайне беспорядочный, посему потери отряда невелики..."

Каппель, один из немногих командующих Белого движения, понимал отличие гражданской войны от обычной. Здесь не менее военных побед значила способность победить пропаганду противника, убедить мирное население встать на свою сторону. О дальновидности Каппеля свидетельствуют воспоминания управляющего делами Совета министров Временного Всероссийского правительства ("Омского" правительства) Г.К. Гинса: "Он, например, приказал отпускать на свободу обезоруженных пленных красноармейцев. Он был первым и, может быть, единственным тогда из военачальников, который считал "гражданскую войну" особым видом войны, требующим применения не только орудий истребления, но и психологического воздействия. Он полагал, что отпущенные красноармейцы могли стать полезными как свидетели того, что "белые" борются не с народом, а с коммунистами".

Каппель с горстью людей нападал на советские части и совершал непредвиденные маневры. Его смелости и силе натиска белые были обязаны почти всеми начальными успехами на Самарско-Волжском фронте. Так, именно он взял Казань, где захватил золотой запас (который передал командованию).

Однако общий ход гражданской войны не могли изменить ни доблесть отдельных частей, ни умение одного, пусть и очень талантливого военачальника. Просчеты, допущенные в высших эшелонах власти, привели к поражению Белого движения на Волге.

Когда отступление стало уже почти необратимым, Каппель, можно сказать, жертвуя собой, выдвинул отчаянно-смелый план. Он предложил Ставке разрешить ему взять 2 тысячи сабель своих самых верных бойцов и конную батарею, пробраться в тыл красным, возможно быстрее уйти как можно глубже и там, в ста или двухстах верстах от фронта, произвести среди красных переполох, взрывая мосты, нападая на склады оружия и так далее. Он доказывал, что в тыловых городах красных, почти нет сильных частей. К тому же, можно было убедить население и даже подчиненные красным войска перейти на сторону белых (как это уже удавалось Владимиру Оскаровичу)…

Каппель был уверен, что красному командованию для того, чтобы ликвидировать его отряд, пришлось бы снять крупные части с регулярного фронта и тем ослабить наступление, что дало бы возможность Ставке белых подготовить свежих частей.
Все подчиненные Каппелю начальники отдельных частей, с которыми он разговаривал, всецело разделяли мнение генерала. Он подал разработанный план этого набега в штаб Омской Ставки. Но… Большинство штабного командования были против этого плана. Кто-то из них открыто сказал: "Разреши Каппелю этот прорыв – он заберется в красные тылы, возьмет Москву и организует каппелевское правительство. А о нас забудет или просто туда не пустит..." – Они были «левыми» и опасались монархиста Каппеля. Опасались и завидовали. Однако, по этой реакции видно, что они считали возможным взятие Москвы талантливым и самоотверженным командиром и двумя тысячами (!!!) его храбрых воинов.

О том духе, который внушал своим подчиненным Каппель, можно судить по фразе из одной его речи к своим славным частям: "Помните, друзья-добровольцы, вы – основа всего Белого движения. Вы отмечены на служение Родины перстом Божиим. А поэтому идите с поднятой головой и с открытой душой, с крестом в сердце, с винтовкой в руках тернистым крестным путем, который для вас может кончиться только двояко: или славной смертью на поле брани, или жизнью в неизреченной радости, в священном счастьи - в златоглавой Матушке-Москве под звон сорока сороков". Но, к сожалению, не к Москве, а в восточном направлении двинулись в результате части В.О. Каппеля в конце 1918 года, когда начали отход в Сибирь, где вошли отдельным корпусом в состав армии Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака.

Замечателен случай, происшедший, когда белые войска переходили Урал. Горные рабочие этой местности были распропагандированы большевицкими агитаторами и, в большинстве своем, к белым относились враждебно. Контрразведка донесла Каппелю, что рабочие одной из шахт постановили чинить препятствия проходившим войскам и произвести покушение на самого генерала. В эти дни рабочие беспрепятственно митинговали каждый по своим шахтам.

Каппель приказал коменданту штаба принять надлежащие меры, а сам, не предупредив никого, с одним добровольцем-проводником ночью отправился на митинг рабочих. Одетый в английскую куртку и кавалерийскую фуражку, от времени походившую на кепку, он незаметно прошел вместе с рабочими вперед. Когда предыдущий оратор закончил говорить, Каппель попросил слова. Председательствовавший рабочий разрешил, не обратив внимания на просившего (в шахте было довольно темно). Обратившись к толпе в 250 – 300 человек, Владимир Оскарович заявил:
- Здесь вчера было постановлено чинить проходящим войскам препятствия и произвести нападение на меня. Я генерал Каппель и пришел поговорить с вами, как с русскими людьми...
Не успел он докончить эту фразу, как увидел, что чуть не вся толпа стала быстро разбегаться по темным проходам шахты. Остались очень немногие, возможно, из тех, которые не расслышали, или же сочувствующие белым войскам. С большим трудом Каппелю удалось успокоить оставшихся, убеждая их в том, что им нет оснований его бояться, как и он не побоялся прийти к ним без охраны. Понемногу рабочие стали возвращаться. В кратких словах Каппель обрисовал, что такое большевизм и что он с собой принесет, закончив свою речь словами:
- Я хочу, чтобы Россия процветала наравне с другими передовыми странами. Я хочу, чтобы все фабрики и заводы работали, и рабочие имели бы вполне приличное существование.

Рабочие пришли в восторг от его слов и покрыли его речь громким "ура". Потом вынесли Каппеля из шахты на руках и провожали до штаба. Наутро в штаб прибыла делегация от рабочих, которые сообщали Каппелю о своей готовности оказывать содействие проходившим войскам. Белые войска благополучно прошли тот уральский рабочий район.
Описанный случай – не единственный, когда В.О. Каппель один приходил к настроенным против Белого движения и его лично людям и полностью менял их позицию.

А отступление шло все дальше и дальше... После оставления в конце 1919 года Омска Белой армии пришлось совершить беспримерный, в 3000 верст поход до Забайкалья, который позже получил название Сибирского Ледяного похода. Узенькая, как бесконечный коридор, полоска дороги, и по этой дороге тянется многоверстный обоз... Здесь были все слои общества, все ранги и чины. Эта пестрая толпа усталых, голодных, замерзших и больных людей, гонимых собственным народом, называлась армией адмирала Колчака, белыми, а позднее - просто каппелевцами. Отступавших насчитывалось несколько сот тысяч человек, и они передвигались, как могли: пешком, на санях, верхом на лошадях. Орудия же частью пришлось бросить, частью просто уложить в сани и везти простым грузом. Сплошной лентой тянулись на восток и эшелоны, но из-за недостатка топлива или воды, они часто останавливались на запасных путях станций, ожидая своей горькой участи.

Люди гибли сотнями каждый день: из-за эпидемии тифа или от лютого сибирского мороза и недостатка теплой одежды. На станциях сотнями сдавались обмороженные в санитарные поезда. Оставались на дороге замерзшие люди, то в одиночку, то целыми группами, навеки уснувшие у потухшего костра. С удвоенной энергией нападали на растянутые беззащитные обозы организованные банды большевиков и творили над несчастными людьми свирепые расправы. С подходом отступавшей армии к Оби начались восстания гарнизонов в городах Новониколаевске, Томске, Красноярске, Иркутске. Эти восстания и переходы белых войск на сторону красных несли с собой новые ужасные трагедии и бесконечно осложняли великий и трудный отход белых войск. Главнокомандующий армиями Восточного фронта генерального штаба генерал-лейтенант Каппель (назначенный на этот пост Верховным правителем адмиралом Колчаком на станции Судженка 3 декабря 1919 г. со словами: "Только на Вас, Владимир Оскарович, вся надежда") делал все возможное и невозможное, чтобы вывести армию из снежного плена с наименьшими потерями. Ведь потеряй люди организацию – они могли быть просто поголовно истреблены врагами и лютым сибирским морозом. В этих условиях едва ли не самой важной задачей было поддержать в отступавших боевой дух.

Генерал Каппель В.О. у штабного вагона, 1918г. Фото с сайта www.hrono.ru

Каппель часто задерживал свой поезд, чтобы находиться в непосредственной близости от фронта. В автомобиле, а чаще верхом, Главнокомандующий отправлялся к передовой линии фронта. В той путанице частей и обстоятельств, которые сопровождали отступление, он вникал во все мелочи текущего дня, часто исправляя положение, казавшееся безнадежным. Задерживаясь чуть ли не на каждом полустанке, Каппель знал положение не по донесениям начальников частей, а видя все собственными глазами. Он наводил порядок в отступавших частях, вырабатывал порядок движения, по возможности сменяя арьергардные части, искоренял своеволие в отношении населения, строго следил за офицерским корпусом, пытался вдохнуть дух бодрости в бойцов, чтобы отступление не превратилось в бегство. Все это - в условиях мертвого мороза сибирской зимы... Благодаря Каппелю, по договоренности с местными земскими деятелями, на станции Мариинск проходящие войска были полностью снабжены продуктами питания, и многие получили теплые вещи, полушубки, валенки и белье.

Армия отходила вдоль железной дороги, и штаб фронта, эшелон Главнокомандующего, двигаясь медленно на восток, прибыл в следующий за Мариинском город Ачинск, уже занятый белыми отрядами. Здесь 29 декабря случилась катастрофа. На станционных путях произошел взрыв поезда со снарядами - последними, которыми еще располагала армия. Генерал Каппель каким-то чудом уцелел, находясь на станции, но этот взрыв внес расстройство в налаживаемую работу и лег еще одним тяжким грузом на плечи Каппеля.

И, усугубляя эту тяжесть, в штаб фронта стали поступать с линии железной дороги телеграммы о бесчинстве и самоуправстве чехов (бывших в гражданской войне союзниками Белой армии, но думавших почти исключительно о собственных интересах). Чехи взяли под свой исключительный контроль подвижной состав и в своем движении к Владивостоку повсеместно оставляли без паровозов русские эшелоны, отбирали топливо, запрещали брать воду на станциях. Раненые же и эвакуировавшиеся женщины и дети иногда просто выбрасывались "союзниками" из вагонов. Наконец, на станции Нижнеудинск чехи силою забрали два паровоза из эшелона Верховного правителя, адмирала Колчака. Это вынудило Каппеля пойти на подвиг самопожертвования: в ультимативной форме он потребовал от генерала Я. Сырового, главнокомандующего чешскими войсками, немедленно прекратить бесчинство, в противном случае он вызывал Сырового на дуэль: "если вы... решились нанести оскорбление Русской армии и ее Верховному Главнокомандующему, то я, как главнокомандующий русской армии, в защиту ее чести и достоинства, требую от вас удовлетворения путем дуэли со мной". Когда кто-то из чинов штаба выразил сомнение в том, что Сыровой примет вызов, Каппель ответил: "Он офицер, он генерал - он трусом быть не может". Так рассуждал рыцарь долга и чести, не представлявший, что в Сыровом этих качеств никогда не было. Ответа от Сырового Каппель так и не получил.

На подступах к Красноярску, в котором восстал гарнизон, войскам Каппеля пришлось выдержать драматические столкновения, в которых погибло много добровольцев, и немалое количество было захвачено в плен красными. Все же значительным силам белых под руководством Каппеля удалось обойти Красноярск с севера и выйти вниз по реке Енисею к устью правого притока реки Кана. И здесь встал грозный вопрос: каким путем пробиваться вновь к железнодорожной магистрали? Каппель решил пройти прямо льду Кана и выйти к тому месту, где эта река пересекает железную дорогу, то есть к городу Канску. Незамерзающие пороги реки приходилось объезжать, прокладывая дорогу в непроходимой тайге. Когда шли по льду, на нем, под слоем снега, часто оказывалась не замерзшая, несмотря на мороз, вода. Кони месили снег и воду, мороз мгновенно превращал эту смесь в острые ледяные клочья… Следующие лошади утаптывали дорогу, так что идущим позади приходилось легче. Каппель ехал в первых рядах. Часто, жалея своего коня, он шел пешком. Он был одет в бурочные сапоги, и, утонув в снегу, случайно зачерпнул в них воды, никому об этом не сказав. Шел пешком, чтобы согреться… Через некоторое время у него начался сильнейший озноб с временной потерей сознания. На третьи сутки его, не приходившего в себя, на коне довезли до первого человеческого жилья – таежной деревни Барги. Здесь доктору пришлось простым ножом, без анестезии сделать ампутацию обмороженных пяток и некоторых пальцев на ногах Владимира Оскаровича.

На другое утро Каппель пришел в себя. "Доктор, почему такая адская боль в ногах"? – Спросил он. И, услышав ответ, закрыл глаза. Но сознание очистилось от бреда - он слышит, как за окном скрипят сани, слышит чьи-то голоса. "Армия идет - нужно быть с ней", - шепчет проснувшаяся воля. И уже ясно и твердо смотрят на окружающих серо-голубые глаза. "Коня", - бросает он. "Опять в бреду", - шепчут окружающие, но властно и отчетливо повторяет Каппель: "Коня!" Все знают, что редко звучат такие нотки в голосе Главнокомандующего, но когда они начинают слышаться, то все понимают, что воля Каппеля - закон. Под руки выносят на улицу, сажают в седло. Каппель трогает коня - на улице все те же люди, верящие в него. Они идут, прорываясь на восток. И, забыв о жгучей боли в ногах, о том, что ноет каждый сустав, Каппель выпрямляется в седле и подносит руку к папахе... Главнокомандующий идет с армией". (По воспоминаниям А.А. Федоровича).

Несколько дней Каппель, со свежеампутированными ногами, ежедневно объезжал свои войска, вселяя в них боевой дух. Но к его болезни добавилось крупозное воспаление легких. В Нижнеудинске, занятом после короткого столкновения с красными, генерал Каппель еще смог провести совещание с начальниками отдельных частей, но уже пролежав все время в кровати. После Нижнеудинска каппелевцы двигались вдоль железной дороги, по которой сплошной лентой тянулись эшелоны, большей частью чешские. Чехи стали наперебой предлагать место для тяжело больного Каппеля в эшелонах, причем в сопровождении двух-трех близких ему лиц и гарантируя секретность и безопасность. Но на все доводы генерал отвечал, что если ему суждено умереть, он готов скончаться среди своих бойцов: "Ведь умер генерал Имшенецкий среди своих... и умирают от ран и тифа сотни наших бойцов". Последними словами генерала Каппеля на этой земле были: "Передайте войскам, что я любил Россию, любил их и своей смертью среди них доказал это".