Новые мазки на иконе Христова Рождества. Проповедь на праздник Рождества Христова в 2001 году

Многие называют православную иконопись Евангелием в красках. Обновим в душе все, что известно нам о Рождестве Христовом от Евангелистов, благоговейным созерцанием праздничной иконы... Убежден, что внимательному взору откроются высокие духовные тайны. Язык иконописи необычен для современного человека, однако легко понимаем. Видим, что все в этой многосюжетной иконе обращено к маленькой фигурке новорожденного Господа Иисуса Христа. Он - духовное средоточие мира. Он - нежный, невинный Младенец - есть Первый и Последний, Альфа и Омега, Начало и Конец. Тот, Кто был, есть и грядет. "Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть". Итак, к Нему, истинному Богу, тяготеет все сотворенное.

     Вот - в причудливых одеждах восточные мудрецы, совершающие свое долгое путешествие в неведомую им страну. Рядом они же изображаются полагающими к стопам Царя Небесного дары свои: золото, ладан и смирну. По соседству видим смиренных сердцем пастухов, которые последовали слову явившегося им Ангела и обрели лежащего в пещере Младенца - Спасителя мира Христа. Над всеми сияет таинственная Вифлеемская звезда, проделавшая долгий путь к новорожденному Царю Иудейскому и в радости о обретении Его льющая в пещеру все обилие своих светлозрачных лучей. Внизу - праведный Иосиф, он в глубокой задумчивости: изображен нелегкий для него час сомнений в невинности Пречистой Девы Марии. Рядом показан в образе злого старца искушающий праведника демон, посрамленный вскоре Небесным Откровением, которое положило конец душевным терзаниям Иосифа. В непосредственной близости ко Христу - Его Пречистая Матерь, всем Существом Своим устремленная к Сыну Божиему и Сыну Человеческому. Таким образом, мысли, чувства, намерения всех, кто изображен на этой богатой событиями иконе, связаны с Господом Иисусом Христом. Это Его Десница засветила Вифлеемскую звезду, управила путь к Вифлеемской пещере восточных мудрецов, осенила богопознанием пастырей, развеяла сомнения праведного Иосифа, воздала сугубой радостью Деве и Матери Своей, поразила печалью и унынием демонов, которым не дано было разуметь тайну Боговоплощения.

     Своим дивным светом и теплом не свидетельствует ли нам, людям третьего тысячелетия, эта икона о тех глубоких духовных сумерках, в которые погрузилось человечество, добровольно отступившее с дороги богопознания во тьму неведения? Не объясняются ли наши исторические беды в прошлом и настоящем и, возможно, в будущем тем, что мы, в отличие от древних мудрецов, не ищем "звезды пленительного счастья", которая пролила бы свет на нравственный смысл бытия? Не имея простоты вифлеемских пастушков, мы стали добровольными жертвами рефлексии, безблагодатного самоанализа, мы замыкаемся сами в себе, в своих воспоминаниях, думах о былом, мечтах о будущем, но не ищем прозрения в молитве, которая, как светлый луч, пронизывает собой миг настоящего и выводит в вечность. Не пробудит ли в нас икона праздника и само Христово Рождество жажду поиска, не заставит ли отрешиться от служения чреву и тому, что ниже чрева? Не поможет ли благодать празднества нам, бедным сынам некогда великого народа, сбросить с себя тяжкие оковы уже не внешнего чужеземного ига, а внутреннего рабства порокам и страстям - идолам современного человечества? Глухие к Евангельскому благовестию современные люди называют проклятыми остающиеся без ответа вопросы о смысле бытия, не понимая, что один Господь Иисус Христос может на них ответить, и уже давно ответил тем, кто вопрошает Его с верой и надеждой, с готовностью исполнить то, что слышал. "Чем ночь темней, тем ярче звезды",- говорит русский поэт. Нынешнее Рождество полагает водораздел между вторым и третьим тысячелетиями, сияет, словно звезда, на фоне непроницаемого мрака безнравственности и беззаконий, утопивших в себе жизнь соотечественников.

     Итак, в нашей воле погрузиться в еще большую тьму или выйти навстречу забрезжившему свету. "Благодать не насилует",- премудро раскрывает тайну спасения старинная русская пословица. Если, дорогой читатель, от постоянного чувства тревоги и гнетущих душу страхов ты давно лишился сладкого и легкого сна, который дается людям с чистым сердцем и мирной совестью, если ты боишься заглядывать в завтрашний день, ожидая, что он умножит твои страдания и скорби, если наконец ты не находишь в себе нравственных сил изменить к лучшему обстоятельства своей жизни, - пойдем со мной к Богомладенцу и вместе с волхвами и пастырями падем пред Его стопами, дабы обрести здесь свет и покой, мир и радость, полноту нравственного бытия, именуемого на земле счастьем.

     Если мне будет позволено, то я, набравшись смелости, живописуя словом, не создам иную, но прибавлю нечто новое к иконе Христова Рождества. И надеюсь, что мне будет прощено то, что в иных обстоятельствах сочли бы недопустимой вольностью.

     Вот современный отрок, который никогда не знал, что семейный очаг источает свет и тепло: любовь давно покинула этот холодный дом, где проходит его безблагодатное детство. Появляющийся по временам родитель, лишенный отеческих чувств, да усталая, обиженная на жизнь мать, еще не одиночка, но уже не обретающая подлинной опоры в лице неверного мужа; не согретый душевным теплом отрок растет не то Каем, у которого вместо сердца кусочек льда, не то Гекльберри Финном, думавшим, что лишь в бродяжничестве заключается настоящая жизнь. Кто приголубит, кто утешит его, когда и бабушки ныне на Руси не Арины Родионовны, но более напоминают собой персонажи советской литературы, хотя, наверное, имя старухи Изергиль покажется обидным кому-то из наших пожилых читательниц? Кто возвратит мальчику детство, осветит лучом радости горизонты его жизни? Единый Христос Богомладенец имеет слова, которым дано пережить земные века: "Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие"... "Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное"... "И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает"... "Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне"... Приведем же этого отрока ко Христу, дабы Спаситель преподал Себя Самого юной душе и соделал Себе обитель в его еще не ожесточенном мальчишеском сердце, преподав ему через священника Пречистое Тело и Кровь Свою!

     А вот юноша - из тех, о которых поэт сказал: "Как мало прожито, как много пережито". Еще не успев духовно встать на ноги и осознать себя как личность, он потерял все: " ...и Божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь". Он заживо умирает, ибо не имеет уже сил к бытию. Страждет его душа, скованная мраком цинизма, страждет и тело, разрушенное за краткое время смертоносным действием наркотического зелья. На лице застыла маска страдания, в глазах - ужас перед кажущейся бессмысленностью бытия. Какой учитель способен будет наставить его на верный путь, какой проповедник силен будет сказать ему слово истины, где тот врач, который избавит его от мучащей агонии, повергающей душу и тело в ежедневные муки? "Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные,- со властью любви призывает Богомладенец, - и Я успокою вас"... "Не здоровые имеют нужду во враче, но больные"... "Милости хочу, а не жертвы"... "Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее"... О, если бы всем читающим эти строки, а наипаче юному поколению, поставившему себя на грань вымирания, обрести духовный оазис покаяния, прибегнуть к таинству Исповеди - единственному подлинному нравственному врачевству для крещеного человека! Именно через Исповедь, посредством священника, принимающего покаянные признания кающегося грешника (а мы все таковы), Христос вливает в измученное человеческое сердце Свои благодатные силы. Исповедью сокрушается сила вражья, пригибающая к земле всякого, кто подпал под власть пороков и страстей, и нет греха, который бы превозмог милосердие Богомладенца! Его слезами омыты беззакония всего мира. "Не хочу смерти грешника, - говорит Он, - но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был"... "Более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии"... Покайтесь и веруйте в Евангелие, ибо приблизилось (в святую Рождественскую ночь) Царствие Божие...

     А теперь переведем взор на человека зрелых лет. Он, кажется, достаточно умудрен жизнью, чтобы беречь себя от грубых страстей, свойственных юным. Однако и на его лице не написано ни счастья, ни довольства. Он окружен изобретениями ХХI столетия. Вокруг него - компьютеры, фосфоресцирующие экраны, вычислительные машины, технические изобретения, которые должны были высвободить человека, даровать ему безбедное существование, избавив от утомительной борьбы за выживание, от необходимости тратить все свои силы на снискание насущного хлеба. Но жизнь распорядилась иначе. Этот раб техники и прогресса давно уже забыл радости детства, проведенного на лоне природы. Он обитает лишь в душных офисных комнатах, сама атмосфера которых хотя и разряжена постоянно работающими кондиционерами, но не становится от этого здоровее и полезнее. Сухой интеллектуализм, погруженность ума лишь в расчеты, так называемый деловой стиль общения, сменяющийся не всегда трезвенным весельем, приводят к тому, что дни, бегущие вереницей один за другим, превращают жизнь в некое томительное однообразие. Лишенная подлинных красок, она воспринимается лишь в серо-черно-белых тонах. Бесцветная, скупая на лексические средства речь, засоренная иностранщиной, указывает на какую-то страшную болезнь души. Апатия, вялость, потеря жизненных сил заставляют вспомнить известные слова поэта: "Не плоть, а дух растлился в наши дни..." Кто выведет из состояния греховной спячки поклонника технотронных средств и механических чудищ, современного интеллектуала, довольного лишь самим собой, готового, однако же, обливать горечью презрения всех и вся вокруг себя? Кто вложит в это сердце, потерявшее способность глубоко "мыслить и страдать", живительное дыхание благодати, о воздействии которой поэт сказал: "... и верится, и плачется, и так легко, легко..."? Кто оживит эту отсеченную, иссохшую ветвь, обреченную, кажется, лишь на горение в огне неугасимом? Не Тот ли, Кто, возлежа в воловьих яслях, вещает для имеющих уши, чтобы слышать: "Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего"... "Познаете истину, и истина сделает вас свободными"... "Я есмь путь и истина и жизнь" - и для философствующего разума, который так безнадежно запутывается в трех соснах рационализма, поверяющего алгеброй гармонию, и для убитого грехом сердца, ощущающего лишь тупую боль и невыразимый холод одиночества. "Я Хлеб живый, сшедший с небес; ядущий Хлеб сей будет жить вовек"... "По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою"... "Боящийся несовершен в любви"... "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих"...

     И наконец обратим внимание на пожилого, согбенного годами человека, седины которого свидетельствуют о ежедневно приближающейся смерти, или, как раньше говорили, кончине, исходе из земной жизни. Позади осталось все. Многолетняя деятельность на благо общества, ныне всеми забытая и по достоинству не оцененная. Сродники и друзья, о которых можно лишь сказать: "Иных уж нет, а те далече". Радости молодых лет, оказавшиеся столь бренными, что память о них давно не услаждает и не согревает. "Все прошло, - с горечью воздыхает старик, - как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охваченный, я не буду больше молодым". Впереди - одиночество, страх болезней и голода в беспризорной, неприкаянной старости. Она досадная помеха для молодых, с их кипучей, но такой разрушительной энергией, лишенной теплоты и сострадания. Облегчение приносил бы сон, но и этим не дано насладиться старожилу, у которого по ночам ноют кости, застуженные на героических стройках прошлого. Ужасом веет от лика смерти, которая все чаще заглядывает в окно и пугает душу, заключенную в немощном, уже полуразрушенном теле. Обратись же скорее, старче, к Тому, Кто есть Воскресение и Жизнь. Засвети свечу, как некогда Раскольников над Евангелием от Иоанна, и услышь голос Того, Кто, родившись в Вифлеемской пещере, воззвал громким голосом у другой пещеры, сказав: "Лазаре, гряди вон". И свершилось чудо, не виданное и не слыханное в мировой истории человечества, когда четверодневный мертвец, минуту назад еще смердевший от разложения, сам вышел из гробовой пещеры. "Верующий в Меня, если и умрет, оживет"... "Я, - возвещает Христос ученикам тайну воскресения Своего, - увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше (старые и молодые, простецы и мудрецы, мужи и жены), и радости вашей никто не отнимет у вас"...

     Заканчивая живописание образа Христова Рождества, в эту ночь, полагающую начало третьему тысячелетию, напишем в сердце золотыми буквами краткие, но емкие слова, указывающие на modus vivendi (образ жизни) каждого из христиан, чья жизнь освещается духовным светом Вифлеемской звезды: "Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе".

     Если же кто из наших читателей, увлеченный нашим духовным живописанием, захочет принять участие в этом святом деле и спросит нас, какие краски необходимы для создания этой словесной иконы, мы ответим, что единственной такой краской является Христова любовь. Это то золото, которым прописаны на иконе ризы Христа-Богочеловека. Это любовь, о которой писал некогда Апостол, живший, говоривший и дышавший сей царственной добродетелью: "Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится". Это та любовь, которая и ныне пребывает с верою и надеждою в сем мире. Но придет время - вера иссякнет и надежда упразднится, она же пребудет вовеки!