«Порожек» в Царствие Небесное

Около 1360 года на Остожье (ныне ул. Остоженка) по указу святителя Алексия, митрополита Московского, была устроена Алексеевская женская обитель, названная так в честь святого Алексия, человека Божия (чье имя воспринял митрополит Алексий в монашеском постриге). Алексеевский монастырь – первая (по времени создания) женская обитель Москвы.

Монастырь неоднократно подвергался набегам татар и разорению, страдал от пожаров. В конце XVI века обитель была перенесена в более безопасное место, ближе к Кремлю. В Смутное время монастырские постройки сожгли поляки. В 1625 году повелением царя Михаила Феодоровича обитель была отстроена заново, но спустя четыре года снова уничтожена пожаром.

С наступлением 1812 года обитель ждали новые испытания. Французы разграбили и опустошили Алексеевский монастырь, многие строения были сожжены. Но насельницы не оставили свою обитель, проявив большое мужество и самоотверженность.

После изгнания неприятеля, в благодарение Богу за одержанную Российской Империей победу в Отечественной войне, император Александр I дал обет воздвигнуть в Москве храм в честь Христа Спасителя. С исполнением этого обета связано перемещение в 1837 году Алексеевского монастыря на новое, уже третье место, где он находится и поныне. Сестры монастыря с трудом привыкали к новому месту жительства, им пришлось пережить немало трудностей и лишений – ведь необходимые для существования обители средства практически отсутствовали.

Своего расцвета Алексеевский монастырь достиг при игумении Антонии (Троилиной). Она ввела в обители начала общежития, построила трапезный корпус, открыла училище для южнославянских девиц, заложила новый каменный двухэтажный корпус под богадельню для престарелых сестер и больницу с небольшой домовой церковью во имя Архистратига Божия Михаила. Игумения Антония задумала и осуществила постройку храма Всех Святых. Именно с этого храма через сто лет началось возрождение церковной жизни в разоренной обители.

В период гонений на Церковь монастырские храмы Всех Святых и преподобного Алексия, человека Божия, были закрыты. С уничтожением монашеской жизни Алексеевская женская обитель прекратила свое существование на долгие десятилетия.

В 1990 году храм Всех Святых был возвращен верующим. А 16 июля 2013 года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви было принято решение о возрождении в Москве Алексеевского ставропигиального женского монастыря на базе созданного в 2009 году при храме Всех Святых сестричества (в которое вошли прихожанки храма) и о назначении игумении Ксении (Чернега) настоятельницей монастыря.

Невидимые миру, но Богу известные труженицы

Когда в начале 1990-х годов храм Всех Святых бывшего Алексеевского монастыря стал восстанавливаться, то в первую очередь, в продолжение старых традиций, решили устроить богадельню. Она была открыта 21 ноября 1994 года, когда Церковь празднует Собор Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил Бесплотных. С самого начала в богадельне имени цесаревича Алексия стали селиться пожилые монахини, в годы советского безбожия служившие Господу в миру, и простые верующие – церковные, а некоторые и нецерковные, – бабушки.

Обо всех насельницах богадельни, уже ушедших в мир иной, в одной журнальной статье не упомянуть. Однако о подвижницах благочестия – монахинях, находившихся в богадельне «на покое» – не рассказать невозможно.

В память вечную будет праведник…

Матушка Анания (Рытова Анастасия Михайловна, 1911-2008 гг.) поселилась в богадельне цесаревича Алексия самая первая, в 1996 году. К этому времени она была почти слепой (один глаз не видел, в другом зрения осталось только на 10%), и продолжать одной свою подвижническую жизнь она больше не могла. Без преувеличения можно сказать, что вся жизнь матушки Анании была молитвенным подвигом служения Господу и ради спасения ближних.

Родилась она в деревне Теньковка Тагайского района Ульяновской области, в крестьянской семье. В отличие от своих родных, Анастасия сохранила в душе глубокую веру. И, видимо, уже в то время Божий Промысл готовил ее в невесты Христовы. В юности Анастасия полюбила хорошего доброго человека, но из-за страшной бедности и голода в деревне не смогла с ним связать свою жизнь и, чтобы не быть обузой в семье, вскоре уехала жить в Москву. Там она устроилась сварщицей на завод «Электросвет», где проработала 25 лет (вероятно, именно из-за этой работы она в старости лишилась зрения). Матушка Анания всегда была трудолюбивым и добросовестным человеком. На заводе ее два раза награждали за доблестный труд. В 1942 году «за стахановскую работу в деле помощи фронту» еще Анастасии Михайловне была объявлена благодарность и выдана премия в 100 рублей, а в 1946 году она получила медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».

Еще до войны Анастасия пригласила жить в Москву свою родную сестру. Та, приехав, устроилась на ткацкую фабрику «Красная роза» в районе Хамовников и получила комнату в общежитии. Сестры стали жить там вместе, вместе ходили и в храм. Уже после войны какой-то батюшка им посоветовал: «Лучше ездите в Лавру», а Троице-Сергиев монастырь открыли в 1946 году. И они стали ездить «в Троицу» на богослужение через каждое воскресение. Там они познакомились с батюшкой протоиереем, ставшим их духовным руководителем. Матушка говорила, что воспитывал он их сурово, и жили они очень уединенно, постоянно упражняясь в делании Иисусовой молитвы. Тогда же, в сороковых годах, сестры приняли постриг. Жили они в страшной бедности, и матушка рассказывала, что для пострига сшили себе облачения из марли и покрасили в черный цвет. Еще она рассказывала: батюшка предсказал им все то, через что пришлось пройти нашему народу в конце ХХ века. О развале страны, о «демократии» с ее последствиями, о нехватке продуктов и открытии церквей и монастырей, и о том, что новые молодые батюшки будут стричь бороды (к сожалению, Валентина Николаевна Пронко, рассказавшая об этом периоде жизни матушки Анании, забыла имена ее сестры и их духовного руководителя – авт).

В шестидесятых годах матушку благословили ухаживать за больными. Она устроилась работать санитаркой в детскую городскую больницу №14. Помимо работы так же много ухаживала за больными, но об этом никто ничего не знал.

Валентина Николаевна познакомилась с матушкой Ананией в 1986 году, когда устроилась работать в просфорню при храме святителя Николая в Хамовниках. Матушка Анания приходила в просфорню просто помогать, ей тогда было уже за 70 лет. Работы было много, на праздники выпекали по несколько тысяч просфор. Валентина Николаевна вспоминает о матушке Анании: «С первых минут ее появления она поразила меня своей миниатюрностью и таким чистым и очень светлым личиком; мне подумалось, что такого человека я еще не встречала. Ее одежда была поношенной, но от нее веяло такой чистотой».

Матушка трудилась в просфорне, стоя на ногах по пять часов. В конце работы возьмет «кривеньких» просфор и идет домой отдыхать. «Она всегда держалась в тени, никогда не навязывала никому своих взглядов, не поучала. Тихо подскажет, что надо сделать и… опять ее губы слегка зашевелились. Она отмаливала нас всех, а мы даже не понимали этого. Расшумимся, бывало, говорим громко, матушка выйдет, взглянет на нас и только тихо скажет: “Ну, я пошла, помоги вам Господи!” – и уйдет. И у нас тишина наступает: мы быстро собираемся домой».

Матушка Анания жила рядом с храмом святителя Николая на улице Тимура Фрунзе в общежитии ткачих: длинный коридор и много-много комнат. Там была одна огромная общая кухня, где стояло большое количество газовых плит и кухонных столов. Пока пища готовилась, все стояли у своих кастрюль, потом несли их по комнатам. «Я сама выросла в заводской коммуналке, но таких жестких лиц не видела, – вспоминает Валентина Николаевна. – Несемейные ткачихи составляли большинство. И матушка тут была белой вороной. Когда входила, здоровалась, зажигала свою комфорку, ставила свой «подростковой» чайник и уходила к себе, женщины замолкали и смотрели на нее, как будто видели какую-то фантастическую птицу, залетевшую в окно. Матушка никогда не комментировала их. Она вообще была немногословна, учила собственным примером».

Несколько лет спустя матушка Анания, не любившая особо говорить о своей жизни, все-таки рассказала в богадельне, что женщины на коммунальной кухне ее настолько не принимали, что доходили порой до открытой ненависти. Думается, потому, что она была не такая, как все: тихая, уходила на работу, или в храм, с ними ничего и никого не обсуждала, никогда не отвечала на их козни. Одна из соседок просто по-садистски измывалась над матушкой, а та безропотно все терпела, и от ее смирения в душе этой женщины вдруг заговорила совесть. Однажды она пришла к матушке и попросила у нее прощения.

Комнатка в общежитии у матушки Анании была крохотная, метров девять. Мебели – всего ничего: кровать узкая и короткая, стол да шкаф. Зато икон в святом углу было очень много: рисованные и фотографии, но старинных – всего две-три, не больше. Под ними стояли лампада и святыньки из Иерусалима и с Афона.

Матушка всегда была тихая и спокойная, немногословная. Но однажды, видимо, в назидание, рассказала в просфорне случай из своей жизни. Они вместе с сестрой двадцать лет молились о том, чтобы, когда первая из них уйдет в мир иной, Господь открыл оставшейся на земле участь усопшей. И вот, когда умерла ее сестра, матушка Анания усиленно о ней молилась. На сороковой день сестра явилась матушке во сне и рассказала, что из всех служб, что она простояла в храме (а, выйдя на пенсию, сестры каждый день ходили в храм), ей с трудом зачислили только одну. Но ее спас случай, на который она и внимания не обратила: она утешила плачущую женщину. Однажды сестра матушки Анании спешила на работу, в то время опоздание грозило увольнением. Но вдруг увидела на улице горько рыдавшую женщину, подошла к ней и начала утешать. Они долго стояли вместе, разговаривали, пока женщина не успокоилась. Сестра запомнила этот случай лишь потому, что вовремя пришла на работу, хотя точно знала, что должна была опоздать. Подумала тогда, что Господь может сужать и расширять время. А на том свете ей все это показали, как на киноленте, и она узнала, что у этой женщины было трое детей, а на мужа пришла похоронка. И если бы сестра не утешила женщину, то у нее случился бы инфаркт, она бы умерла, оставив детей сиротами. Сестра через это дело милосердия пришла в райские обители. Рассказ матушки заставил всех задуматься о своем спасении.

В самом начале 1990-х годов дом, где жила матушка Анания, приобрел богатый человек, и жильцов расселили. Так матушка получила квартиру неподалеку от метро Щелковская. Она продолжала соблюдать монашеский обет нестяжания. Жила, можно сказать, в полной нищете. Мебели в квартире почти не было, а вещи были куплены, наверное, еще до войны, потому что постельное белье буквально просвечивало, до того износилось. К этому времени матушка Анания почти совсем ослепла, но каждый день продолжала ходить в храм: утром и вечером, в любое время года, в любую погоду. Ходила она пешком в храм святого Илии Пророка в Черкизово. Ей нужно было переходить шумное Щелковское шоссе и трамвайные пути. Патронажная сестра спрашивала ее: «Матушка, как же вы ходите, через дорогу?» А она отвечала: «Трамвай идет мимо дома, а я его слышу и иду за ним следом…». Но давалось ей все это тяжело, а в последнее время, когда она совсем ослепла, ходить стало даже опасно.

Когда матушка поселилась в богадельне, она еще не был открыта. В ту пору не было своей трапезной, плохо работало отопление, готовили матушке еду на электрической плитке. Питалась она самой простой пищей: черный хлеб, картошка, капуста, а по большим праздникам – мятные пряники; ни конфет, ни каких других сладостей она не признавала.

На самом деле все: и прихожане, и работники богадельни, любили матушку. К человеку Божию всегда тянутся люди, по слову преподобного Серафима Саровского: «Стяжи в себе дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся». Вот как вспоминают о своей первой подопечной работники богадельни: «Матушка Анания всегда была всем довольна. Бывало, спросишь у нее: “Матушка, как Вы себя чувствуете? Ничего не болит?” Она в ответ чуть не со слезами сокрушалась, что у нее ничего не болит. Ей было непривычно, что она здорова и живет, как ей казалось, в неге, и матушка считала такое положение вещей ненормальным. Никто никогда не слышал от нее ни слов недовольства, ни жалоб. Только изредка, как вспоминают сестры, она выходила в коридор и вдруг начинала говорить: “Ой, как же я здесь хорошо живу, Господь меня забыл. Когда я жила в коммуналке, Господь был со мной. Меня соседи в туалете запирали и марганцовку в макароны сыпали. А здесь меня все любят, никто не обижает. Как же я спасусь, Господь меня покинул…”». Матушка говорила Валентине Николаевне, навещавшей ее в богадельне: «Я живу в раю, а где же подвиги, что я скажу Господу?»

И матушка, как могла, старалась «утеснять» свою жизнь, сильно ограничивала себя в еде, стелила на постель вместо белья какие-то тряпочки, или вообще спала на одном матрасе. Ее уговаривали застилать хорошее постельное белье, как положено в общественном учреждении: «А вдруг придет комиссия, и что скажет, когда увидит, на чем у нас бабушки спят?» Но и эти уговоры не помогали, матушка разрешала застелить постель перед приходом врача, а потом снимала ее. Под самый конец жизни матушка Анания, чтобы усилить свой подвиг, стала спать на стульях, да еще в ванной комнате. И работники богадельни ничего не могли с этим поделать.

Молиться, как и привыкла, она каждый день ходила в храм, а в келье читала Иисусову молитву по четкам на тысячу. Они у нее были такие длинные, что даже лежали на полу.

У матушки был огромный помянник: она молилась об очень многих людях. И особенно о своих деревенских родственниках, которым отправляла собственную пенсию, гуманитарную помощь, которую передавала ей Валентина Николаевна. Матушка также глубоко почитала Святейшего Патриарха Алексия II и молилась за него, говорила: «Бедный, сколько же на него свалилось, помоги ему Господь!»

Когда матушка стала плохо себя чувствовать, ее отвезли в больницу, хотели подлечить, продлить хоть немного жизнь дорогой насельницы. Но уже подходил к концу отведенный ей Богом срок. В больнице у нее дежурили богадельные сестры. Когда они заметили, что матушка совсем слаба и уже тяжело дышит, пригласили из своего же храма иерея Артемия Сахарова, чтобы совершить Таинство Причастия. А матушке сказали, чтобы она не умирала, потому что к ней едет батюшка со Святыми Дарами. И матушка Анания затихла и стала его ждать. Приехал отец Артемий, причастил матушку, она даже смогла перекреститься. Когда женщины провожали священника, матушка еще дышала. Но только они отвернулись по какому-то делу, вдруг показалось, что она вздохнула. И когда обернулись, матушка уже мирно отошла ко Господу, буквально через пятнадцать минут после Причащенияя Святых Таин. Это произошло 27 июля 2008 года.

В храме Всех Святых прихожане, знавшие матушку Ананию, хранят о ней самую добрую и молитвенную память.

Первый постриг в богадельне

Матушка Анна (Щербакова) поселилась в богадельне в ноябре 2000 года, когда еще не была пострижена. Именно она стала первой монахиней, принявшей постриг в храме богадельни цесаревича Алексия.

Матушка Анна была, как сейчас говорят, человеком эпохи. Она помнила всех наших первосвятителей – святейших патриархов Тихона (Белавина, 1865-1925 гг.), Сергия (Страгородского, 1867-1944 гг.), Алексия I (Симанского, 1945-1970 гг.), Пимена (Извекова, 1910-1990 гг.) и Алексия II (Ридигера, 1929-2008 гг.). Еще маленькой девочкой, вместе с папой, она была на отпевании святого патриарха Тихона. Рассказывала, что когда подходили с ним прощаться и давали последнее целование, папа поднял дочку, и маленькая Аня приложилась к руке святейшего патриарха. Она на всю жизнь запомнила, что руки его были теплые и мягкие, как у живого. Получив, можно сказать, благословение от почившего святого патриарха Тихона, Анна пронесла веру и верность Спасителю до конца своих дней.

А жизнь ее прошла в страшные времена лютого богоборчества. Родилась Анна Акимовна Щербакова накануне революции, в 1916 году. В благочестивой верующей семье Щербаковых она была самой младшей дочерью. О родителях ее известно только то, что звали их, как и родителей Богородицы: Иоаким и Анна, и что отец до революции был фабрикантом (скорее всего, он владел мануфактурой, так как Анна Акимовна однажды подарила одной из насельниц старинную скатерть, сделанную, по ее словам, на фабрике отца).

После рокового 1917 года все имущество Щербаковых конфисковали, семья осталась в полной нищете. Отец не смог пережить этих катастрофических изменений в их судьбе и вскоре преставился ко Господу. Обе Анны, мать и дочь, лишившись его опеки, остались на улице. Старшие дети жили в таких невыносимо стесненных условиях, что не могли оказать помощи маме и младшей сестре. Приютила их няня Татьяна, некогда служившая этой семье верой и правдой. Ее комнатка в коммунальной квартире была крохотной: всего шесть метров на троих человек, – но прожили они вместе многие годы в любви и согласии. Маленькая Анна спала на сундуке, и, можно сказать, на нем выросла. Только после войны матери с дочерью дали свою комнату в коммунальной квартире.

В эти страшные годы Ангелом-Хранителем обеих Анн стал их духовный наставник, известный протопресвитер Николай Колчицкий (1890-1961 гг.). Он был настоятелем московского Богоявленского патриаршего собора в Елохове, где служил с 1924 года до своей кончины. Также он исполнял должность управляющего делами Московской Патриархии (1941-1960 гг.) и был близким помощником двух патриархов, Сергия и Алексия I.

Отец Николай заменил Анне Щербаковой родного отца. Во все скорбные и радостные минуты жизни она шла к нему и его матушке Варваре. Часто бывала у них дома, как близкий человек. К слову сказать, в Москве до сих пор живут духовные дети, которые помнят его как благоговейного священнослужителя, выдающегося проповедника и попечительного отца своей паствы.

Кончина духовника стала для матушки Анны огромной потерей. Прощание с отцом Николаем проходило в Богоявленском соборе, где он прослужил тридцать семь лет, при участии патриарха Алексия I, сонма духовенства и молящихся. Храм был переполнен. Патриарх Алексий сказал о покойном, как о выдающемся церковном деятеле, много потрудившемся на ниве Христовой, и призвал его паству молиться об упокоении его души... Матушка Анна молилась о нем всю жизнь и сохраняла о нем радостную и светлую память.

После ухода отца Николая духовным наставником Анны стал знаменитый всероссийский старец архимандрит Иоанн (Крестьянкин, 1910-2006 гг.). Анна познакомилась с отцом Иоанном, когда он служил в Москве в храме Рождества Христова в Измайлове. В это время скончалась мама Анны, ее отпели в храме, но на могиле литию отслужить было некому. Уже на самом кладбище, где были похоронены все родственники, а теперь и мама, Анна вдруг увидела идущего навстречу священника – это был отец Иоанн (Крестьянкин). Он отслужил литию о новопреставленной Анне старшей. И после этой встречи Анна младшая стала ходить в храм Рождества Христова, слушать батюшкины проповеди. А после смерти отца Николая она ездила за духовными советами к архимандриту Иоанну до конца своей жизни. От архимандрита Иоанна Анна Акимовна получила благословение на монашеский постриг и полный комплект облачения. Но по своей скромности постриг принять не решалась, и почти двадцать лет ждала особой воли Божией.

Здесь надо добавить, что Анна Акимовна трудилась под началом патриарха Пимена, когда он был еще владыкой. Многие годы она верой и правдой служила Богу, проработав в Церкви бухгалтером. Сначала в храме Покрова Божией Матери в Лыщикове. А затем главным бухгалтером в Московском Епархиальном управлении под началом владыки Пимена до тех пор, когда он стал патриархом.

Пока была молодая и в силах, Анна посещала монастыри, особенно Псково-Печерскую обитель, где после войны подвизался отец Иоанн (Крестьянкин), и Пюхтицкий женский монастырь, где ее наставляла в духовной жизни известная старица блаженная инокиня Екатерина. Так в трудах и молитвах прошла жизнь матушки Анны.

Осенью 2000 года Анна Акимовна переехала жить в богадельню при храме Всех Святых. Ее постриг совершился необыкновенно.

В богадельне знали, что однажды архимандрит Иоанн сказал Анне Акимовне: «Анна, сначала умру я, а за мной вскоре и ты отойдешь ко Господу». И вот он так сильно заболел, что даже не надеялись на выздоровление. Анна Акимовна все еще была не пострижена, но обетование старца помнила. Срочно стали оформлять необходимые документы в патриархии, облачение уже было готово, осталось только совершить постриг, но кто же эго сделает? По благословению отца Артемия Владимирова поехали в Донской монастырь к архимандриту Даниилу (Сарычеву, 1912-2006 гг.). Дверь открыла его келейница, а встретил сам отец Даниил, он был уже очень слаб, и сказал: «Как поеду, у меня послушание из кельи не выходить, один глаз закрылся, а другой совсем плохо видит». Что поделаешь… Келейница его вдруг и говорит: «Да, постриг принять, не платок повязать». Так и ушли ни с чем.

Но буквально на следующий день приехал к отцу Артемию игумен Митрофан. Резолюция положительная на прошение о постриге имелась, и он согласился его совершить. «Матушка, ходить можешь?». «Могу». «Тогда пойдемте в храм, там торжественней будет». Анна Акимовна перед постригом волновалась и все время спрашивала: «А как меня назовут? Так хочу остаться Анной, я так люблю свое имя». Сестры ей объясняли: «Так ведь никто не знает, уж как назовут». «Да, да. – Отвечала матушка Анна. – Надо смиряться».

Священник начал совершать первые молитвы, и вдруг обращается к присутствующим: «Есть ли церковный календарь?» Пока шли поиски, игумен Митрофан обратил внимание на икону, лежащую на аналое: «Это какая святая?» Отвечаем: «Новопрославленная мученица Анна Красносельская». И тут же находим календарь, а игумен говорит: «Уже не надо». И далее мы слышим (о, чудо!), он нарекает Анну Акимовну монахиней Анной в честь Анны Красносельской! Вот ведь как все устроилось – первый постриг после прославления и после лихих безбожных лет совершен – в честь послушницы Алексеевского монастыря новомученицы Анны (Макандиной), в ее же монастыре, в ее же честь.

Постриг был совершен 4 октября 2002 года. После этого архимандрит Иоанн (Крестьянкин) с монахиней Анной (Щербаковой) прожили еще около четырех лет. Отошли они ко Господу в 2006 году: 5 февраля – батюшка Иоанн в Псково-Печерском монастыре, 20 марта – матушка Анна в богадельне цесаревича Алексия. Добавим, что вслед за ними, 8 сентября, преставился ко Господу архимандрит Даниил (Сарычев). Вечная им Память.

Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его…

Матушка Серафима, в миру Ксения Алексеевна Розова, была одной из старейших насельниц Красносельской богадельни и… – ровесницей века. Родилась она в Москве в 1901 году, а отошла ко Господу в 2001.

В благочестивой семье Розовых «религиозное мировоззрение было прочной основой». Отец, обладая хорошим голосом, пел в церковном хоре. Однажды его голос услышал патриарх Тихон и призвал оставить все дела, и отдать всего себя служению Церкви. После чего Алексей Розов стал диаконом, а затем протодиаконом в храме Благовещения на Бережках. Духовное образование получил и брат Ксении, и сама она глубоко веровала в Бога, и сохранила свою веру до конца жизни.

С детства у матушки Серафимы были два призвания: медицина и литература. Как сама она написала в своей небольшой автобиографии: «Между медицинскими и литературными склонностями существует взаимосвязь. Думаю, происходит это потому, что центром внимания врача и писателя является человек. А правильное понимание человека возможно только при целостном его рассмотрении – в духовном и физическом, материальном отношениях».

Тяга к медицине оказалась более сильней. Но из-за того, что Ксения была дочерью священнослужителя, то есть «социально непригодным элементом», ее двенадцать лет отстраняли от вступительных экзаменов в медицинский институт. За это время Ксения Розова на «отлично» закончила четырехлетнюю частную фельдшерско-акушерскую школу Г.Л. Рогинского. После выпускных экзаменов на торжественном собрании на молодую одаренную выпускницу Ксению Розову обратил внимание официальный гость и заметил: «Этой выпускнице надо дать путевку в медицинский институт». Ксения была просто счастлива. Но радость оказалось преждевременной. Вместе с ней техникум окончила одна комсомолка. Она узнала об этой рекомендации и сообщила, что отец Ксении служит в церкви. И путевку в медицинский институт отдали комсомолке. Узнав об этом, Ксения горько плакала, но, будучи человеком верующим, приняла это как волю Божию. В 1925 году Ксения Розова поступила работать медицинской сестрой в Центральную транспортную больницу, которая находилась на платформе Яуза Ярославской железной дороги. Семь лет девушка проработала в этой больнице, это много дало ей как молодому специалисту.

В 1927 году Ксения поступила на Высшие государственные литературные курсы, где проучилась два года, усвоив науку знаменитого пушкиниста М.А. Цявловского о чтении книг. Эта наука много помогала ей в дальнейшей жизни. В 1932 году, когда Ксении в двенадцатый раз отказали в поступлении в институт, она пришла в полное отчаяние. Тогда знакомый психолог посоветовал ей поменять профессию, и Ксения ушла работать в библиотеку. Душа ее успокоилась, но Ксении опять захотелось хотя бы узнать, как учат студентов-медиков. И как пишет матушка Серафима в своих воспоминаниях: «Я сказала об этом священнику храма Благовещения в Бережках, в котором была прихожанкой, состояла диаконисой в апостольнике, несла послушание: пела и читала на клиросе, будучи послушницей на пути к тайному монашеству. Настоятель храма сказал мне: “Чего проще, в клинике медицинского института принимает на работу член приходского совета (назвал ее имя). Скажи ей, я велел дать тебе работу”. Она предложила мне на выбор по желанию несколько свободных мест. Одно из них было в Московском институте лечения опухолей с хирургической клиникой, куда я и поступила работать».

Руководство института само предложило Ксении Розовой поступать на вечернее отделение института. Сдав экзамены на «отлично», в 31 год Ксения, наконец-то, поступила в мединститут. В учебе, особенно при составлении истории болезни, ей всегда помогала наука М.А. Цявловского о чтении книг. Ее истории болезни педагоги называли диссертациями. В 1938 году Ксения окончила Первый московский медицинский институт и была оставлена аспирантом на кафедре истории медицины. Тогда это была единственная в стране кафедра, и она оказалась первым аспирантом. На защите кандидатской работы ей сказали, что это почти докторская диссертация. Ксении предложили дописать главу, после чего можно было бы защищать «докторскую», но этому не суждено было сбыться: началась Великая Отечественная война.

Ксении Розовой предложили работу в Государственном издательстве медицинской литературы (Медгизе), где она проработала четырнадцать лет. Здесь при работе с авторами она получила возможность полностью применить науку о чтении книг. Матушка Серафима была редактором знаменитого труда ныне причисленного к лику святых архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) «Гнойная хирургия».

Многие авторы хотели работать с таким профессиональным редактором. Однако Ксения, глубоко верующая, всегда ходившая в церковь, оказалась «неугодной» для такой работы, и ее уволили. По совету духовника она поступила в издательский совет Московский Патриархии. В это время готовилось первое в советские года издание Библии, вышедшее в свет в 1956 году.

Хотя власти официально отстранили Ксению Алексеевну от службы, но впоследствии загружали работой нелегально, не имея равных ей специалистов.

Когда пришло время издания разнообразных книг Русской Православной Церкви, в 1993 году матушке Серафиме предложили заняться подготовкой рукописи Православного Церковного календаря, тогда ей было уже 92 года. Вышло в свет семь ее ежегодных православных календарей. В 2000 году появился последний выпуск – «Календарь для чтения 2001».

А в 2001 году матушка Серафима отошла ко Господу. Она похоронена на территории храма Всех Святых, на том месте, где некогда было знаменитое Алексеевское кладбище.

***

В ХХI веке, видимо, сначала в Царствии Небесном, стал собираться новый Алексеевский монастырь. Его ушедшие в путь всея земли монахини, пострадавшие за веру и принявшие мученические венцы в начале двадцатого века, и насельницы богадельни в самом его конце, молили Бога об открытии обители. Их молитвы дошло до Божиего Престола: монастырь, закалившийся «как злато в горниле», вновь возрожден.